Италия и вовсе… Странным ему показалось также, что нашлась в лице какого-то русского графа управа на непобедимых наполеоновских маршалов, несущих народам свободу.
– Так что же все-таки делать будете, Сергей Петрович? – прервал трезвомыслящий провожатый углубившегося в арифметику гусара.
Сергей недовольно на него глянул – и тут только увидел, как парень держит саблю. Но готовый раскатиться смех он сдержал, чтобы не охлаждать в Маче нарождавшегося воинского рвения.
– А вот что, – заявил гусар. – Раз уж ты решился меня сопровождать, так будь готов к любым передрягам. Стрелять нам сейчас небезопасно, а на саблях можем попробовать. Глянь, как ты здорово вооружен. Научись еще только оружие в дело употреблять – и хоть сейчас в полк!
Мачу вроде бы и не больно хотелось заниматься военной наукой. Он и представить себе не мог, что от его удара прольется чья-то кровь. Но память, с утра преподносившая сюрпризы, услужливо ему сообщила, что при добывании свободы не обойтись без крови… И про предков напомнила – про их короткие тяжелые мечи…
– Вы хотите научить меня биться саблей? – нерешительно спросил Мач.
– Сие называется таинство побивания неприятеля холодным оружием, – поправил Сергей Петрович. – Опять же – слова Александра Васильича. Ну, начнем, что ли? Спешивайся!
Таинство давалось Мачу с трудом. И виной тому был, скорее всего, сам его учитель. На словах-то гусар толково объяснял про выпады, позиции и парады, и показывал все это с азартом и красиво, а как доходило до учебной схватки – начисто позабывал всякую педагогику, и сабля в его руке была неуловима для взора. Лишь свист воздуха слышал Мач, и в недоумении опускались у него руки.
Однако заметил Сергей Петрович кое-какие успехи и похвалил ученика, заметив при этом, что не успеет война кончиться – как Мач выйдет в великие фехтовальщики.
И предложил перекусить.
Мач твердо помнил, что из корчмы они уехали впопыхах и припасов не брали. Каково же было его удивление, когда гусар снял немалой высоты кивер и извлек оттуда хлеб с салом…
– Мне в нем и бутылки проносить доводилось, – сказал Сергей Петрович онемевшему парню. – Сие сооружение порой надежнее солдатского ранца, только после этаких экзерциций с бутылками шея болит…
Мачу бы запомнить странное это признание, но он и подумать не мог, что оно когда-либо пригодится.
Во фляге еще оставалась вода. И оба фехтовальщика перекусили, беседуя почти на равных о тонкостях сабельного боя, и о кавалерийских атаках, и о многом ином, чего ранее не касались.
В свете грядущей свободы все это было для парня крайне увлекательно.
Мач больше не спрашивал, что делать дальше и куда ехать, а напрасно. Двинулись они в общем-то наугад, и в какой-то час Мач понял, что они возвращаются к его родимым местам. Но выехали они прямиком к вражескому биваку.
Увидев одинокого русского гусара, прусские черные уланы удивлялись недолго, а вскочили наконец и поскакали к нему. Сергей Петрович и Мач опомниться не успели, как неприятель оказался совсем уже близко.
Мач потянул из ножен баварскую саблю, но что с ней делать дальше – моментально забыл. А двое пруссаков, видя, что он как будто изготовился к бою, направили коней прямо на него, и спасения уже не предвиделось.
Сергей, метнув взгляд, все понял.
– Беги, дурень! – свирепо крикнул он. И рассек над головой воздух стремительным клинком.
Мач кинулся бы на помощь, непременно кинулся бы, но… но разве сам гусар не велел сейчас убегать?.. А он знает, как себя вести, не впервые в бою!.. И медлить уж некуда…
Быстрый звон и скрежет клинков вернули Мача от перепуганных мыслей к действительности. Пятеро улан, окружив Сергея Петровича, напоролись на неожиданное и отчаянное сопротивление. И один уже покатился под копыта собственному коню.
Секунду глядел Мач на схватку, словно навеки запоминая ее, а потом повернул гнедого и понесся вскачь.
Трое улан, из тех, что весело следили за неравным боем, переглянулись, вскочили на коней и помчались в погоню. Поскольку всадник, чьего лица они не разглядели толком, одетый в домотканую рубаху и такие же штаны, но вооруженный саблей с богатым эфесом, еще неизвестно кем мог оказаться. И то, что отчаянный гусар жертвовал собой, спасая его, о многом говорило…
Мач гнал коня, как только мог, но коротконогий крепыш был не соперник кавалерийским скакунам. Хорошо хоть, дорога петляла, то роща выручит, то орешник. Для пистолета парень пока был недосягаем, но и укрыться было негде.
Навстречу ему кто-то ехал на телеге. Миновав поворот, парень оказался, увы, на открытом месте. И увидел цыганскую кибитку.
Вожжи держали два замурзанных цыганенка. Остальные возились и визжали внутри. А рядом с лошадью неторопливо шагали Ешка и Рингла, о чем-то оживленно беседуя.
Мач в надежде на спасение придержал коня.
Ешка и Рингла замолчали, с интересом глядя на странного всадника.
– А-а, это ты! – первым признал его Ешка. – А куда ж ты девал цыганского благодетеля?
– Гонятся за мной! – воскликнул парень. – Слышишь?
– Слышу… – озадаченно сказал цыган. – Эти?.. Как их там?
– Они, – подтвердил Мач.
– Ну-ка, Пичук, покажи свое умение! – распорядился цыган. – А ты – с коня!
Десятилетний мальчик, как видно, старший Ешкин сын, выскочил из кибитки.
– А ну, бери ноги на плечи, живот подмышку! – скомандовал Ешка, одной рукой указывая на гнедого, а другой давая Пичуку легкий подзатыльник. – Запутай следы и возвращайся.
Сам он ловко расседлал гнедого и бросил деревянное седло – в кусты, а старые покрывала, заменявшие потник – Рингле в охапку.
– В кибитку! – крикнула Мачу девочка. – Живо! И накройся с головой!
В черных глазах Пичука сверкал неугасимый восторг. Мальчишка перехватил у Мачатыня повод и, едва коснувшись босой ногой ступицы колеса, взвился на коня. И поскакал, подобравшись по-кошачьи, с места подняв гнедого в галоп.
Мач боком ввалился в кибитку, и там на него обрушились цыганята. Сделали они это вовремя – к кибитке подскакали черные уланы.
– Эй, цыган, тут никто не проезжал на гнедой лошади? – крикнул один.
– На гнедой лошади? – задумчиво переспросил Ешка. – Да вроде проезжал тут один. Только чего же мне на чужую лошадь смотреть? Цыган даже если только поглядит на коня, все уже вопят – украл!
– Давно он проехал? – сразу два голоса перебили цыгана.
– А это как смотреть, милостивый господин! – развел руками Ешка. – Время у такого знаменитого офицера и у бедного цыгана по-разному тянется. Если, скажем, у господина оно от обеда до ужина бежит быстро, то у цыгана ох как долго, потому что ужин у него, может быть, еще только через два дня случится…
– Да вот же он!..
Уланы разглядели-таки довольно далеко наездника на гнедом коньке. Он как раз огибал немалый овраг и должен был вот-вот скрыться из виду.
И скрылся!
Уланы переглянулись – им и с Ешкой хотелось рассчитаться за его цыганскую философию, и беглеца догнать. Предпочли они беглеца.
Когда стук копыт стих, Мач высунул голову из кибитки.
– Как же ты мальчишку послал?.. – с запоздалой тревогой напустился он на цыгана. – Они же его изувечат!
– Пусть сперва поймают! – гордо отвечал Ешка. – Парень – золото, во всех таборах такого не сыскать! За его будущее я могу не беспокоиться. Лучшим конокрадом во всей Курляндии будет! Так куда же все-таки
