У него и голос сделался не такой, как в банке, а густой и неторопливый. Банкир явственно подражал купчине Чижову.
Снинув неизвестно на чьи протянутые руки обе шубы, Корсунский и Яненко проследовали к столику. И сели с достоинством, а перед ними встал, склонившись, половой Кузьма, готовый запомнить любой, самый объемистый заказ.
– Значит, сооруди-ка ты нам, братец, водочки, а на закуску – балычка провесного, икорки белужьей парной, семги с лимончиком…
– Еще осетрины с хреном! – вставил Яненко.
Согласовав меню, Корсунский и Яненко заранее ослабили ремни на брюках. Предстояло пиршество и для взора, и для ноздрей, и для языка, но вот расплачиваться приходилось желудку и, увы, талии…
Были тут и раковый суп с крошечными расстегайчиками, где в просвете, нарочно оставленном, виднелся немалый кус налимьей печенки, и знаменитый тестовский жареный поросенок с кашей (про этих поросят рассказывали, что откармливаются в висячих корзинах, без всякого шевеления, под личным хозяйским надзором), и икорка в серебряных жбанах, и, разумеется, строй бутылок с таким содержимым, что все отдай – да мало! Смирновка подавалась во льду, шустовская рябиновка и портвейн – приятной для рта температуры. Словом, два часа неземного блаженства устроили себе Корсунский с Яненко, и под конец, когда уже сил ворочать языком не осталось, выдумали заказать на завтра двенадцатиярусную кулебяку, вроде той башни, что сноровисто уплетал Чижов, сидевший от них через два столика.
– Гляди ты, – нарочно обратил внимание Яценко на этот гастрономический подвиг Корсунский. – Сколько ж она тянет?
– Килограмма два, не меньше, – подумав, определил подчиненный. – Там фарш влажный, тяжелый. А может, и все три…
– Вот это по-нашему! – Корсунский посмотрел на купца с немалой завистью. – Измельчали желудки. Где там Кузьма?
Тот уже спешил, нагнувшись вперед так, что по всем законам физики должен был бы рухнуть и пропахать носом пол.
– Ну, по коням, что ли? – расплатившись за двоих, спросил Корсунский.
– По коням-то по коням… А вот будь у тебя твоя «тройка» с возвратным режимом, прибыли бы мы в контору через пять минут после того, как отбыли, и еще минут сорок на диванчике бы повалялись… – проворчал объевшийся, но не утративший язвительности Яненко.
Никита лихо подогнал саночки и умостил седоков поудобнее. С разговорами не лез – понимал, что после тестовского обеда мозги в голове плохо действуют, и все тело требует покоя с безмолвием, дабы предаться сладостной дремоте.
Санки подкатили к станции и мудрый Никита помог Корсунскому и Яненко выбраться из-под полости. Иначе долго бы они там просидели, прежде, чем извозчик догадался бы, что гурманы попросту заснули.
– Доброго вам здоровьица! – попрощался парень. – Это что же, больше гостей нету? Ну, мы тоже передохнем, погреемся…
За углом был любимый трактир извозчиков, «Коломна», где на длинном столе, называемом «каток», была расставлена вкуснейшая и жирнейшая, что с мороза ценнее всего, снедь – свинина, сомовина, пироги и густой гороховый кисель с маслом.
Собственно, имелся «каток» и у Тестова, но там Никита, дожидясь седоков, был как бы на службе, а в «Коломне» – отдыхал.
Не успели Корсунский с Яненко подойти к нужной двери, как из-за угла вывернулась фигурка в розовой шубейке и с таким каблучным треском понеслась по скользкому тротуару, что совершенно круглая бабка- богомолка в черном платке шарахнулась и даже замахнулась рукавичкой.
– Я вас тут сорок минут жду, люди оборачиваются! – закричала Наденька. – Бог знает за кого меня принимают! У меня ноги заледенели!
– А ты громче ори – еще и не за то примут! – одернул ее Яненко. – Что же ты с Калгановым не поехала?
– Так он же из Питера! Чего я с ним в Питер потащусь?
– Вот так вот! – сказал Яненко Корсунскому. – Теперь видишь, что такое «субару»? Это тебе не только прокол плюс-минус пара километров, это еще и сдвиг по горизонтали на шестьсот километров! Ну вот что ты будешь делать, когда тебе московские трактиры наскучат? А на «субару» хоть в Питер, хоть в Париж!
– Да ладно тебе, пошли… – очень огорченный известием о способностях калгановского приобретения, отвечал Корсунский. – Подумаешь, «субару»! Я вот возьму «вольво» – он и уделается.
Ответа не было, потому что Яненко как раз в этот миг нажал на дверную ручку, а она не поддалась.
– Они там что, заснули? – воскликнула Наденька.
– Погоди, не галди, – одернул Корсунский. – Сейчас мы их разбудим.
Но «сейчас» не получилось.
– Что за черт! – сказал Яценко, в шестой раз нажимая неприметную, утопленную в серой стене кнопку. – И дверь заперта, и не открывают! Авария, что ли?
– Этого еще не хватало! – возмутился Корсунский, а Наденька пробормотала «Спаси и сохрани!..»
Банкир и специалист по связям с общественностью крепко задумались.
– Как там этого звали, который дворник? Петрович, что ли?
– Иваныч?
– Романыч?..
– Сергеич!
– Ну и где же он?..
Дворник, разумеется, был свой, из Хронотранса, и обязан был все время дежурства околачиваться у входа в филиал, дирижируя извозчиками и гоняя посторонних. Его исчезновение наводило на нехорошие мысли. К тому же, все трое отправились обедать в обувке на тонкой подошве, подходящей для офиса и коротких перебежек, но вовсе не для торчания на снегу и льду в январский московский морозец.
– Надо звонить в Темпол! – решил Корсунский.
– А мы в зоне? – здраво полюбопытствовал Яненко. Тут банкир и заткнулся.
Как он не хотел тратить деньги на новую машину, довольствуясь «тройкой» и даже гордясь этим, так в свое время, когда была рекламная кампания со скидками, не подключил свой мобайл к темпостанции, утверждая, что во время обеда должен полностью отключиться от всех дел.
– Что же делать-то? – подала голос Наденька. Она приплясывала и ежилась, синтетическая шубка оказалась совершенно неподходящей для местной погоды, и носик вечной девочки заметно покраснел.
– Что делать…
Этого не знал никто.
По меньшей мере полчаса компания проторчала перед запертой дверью, пока из-за угла не вышел довольный Никита.
Увидев седоков, он очень удивился.
– Что же вы, господа хорошие?!.
– Где Сергеич – не знаешь? – спросил Яненко.
– Ах он подлец! – обрадовался Никита. – Да он же у «катка» в зюзю пьяный сидит! Подвел господ, сукин сын! Я-то думал – его отпустили!
Яненко вместе с Никитой поспешил в «Коломну» – извлекать Сергеича. Тот действительно дремал на скамье. Никита в порыве преданности щедрым господам принялся его трясти.
– Погоди ты! Он, кажется, не пьян, – сказал Яненко. – Ну-ка, принюхайся.
– Точно… – удивился извозчик. – Сивухой не разит. Что за притча?
– Он заболел, – объяснил Яненко. – Ну-ка, бери его, братец, слева, а я – справа!
Вдвоем они выволокли грузного дворника на свежий воздух и усадили на каменную тумбу.
– Где там твои санки стоят? – спросил Яненко.
Огромный двор был полон упряжек.
– Я единым духом! – пообещал Никита и скрылся за конскими спинами.
Яненко, благо уже темнело, без всякого стеснения обшарил карманы дворника и отыскал мобайл.
– Алло, Темпол? – совершенно не беспокоясь, что кто-то может услышать, спросил он. – Это филиал
