делом в милицию отвезет, – помолчав, объяснил Артем. Но она ничего уточнять не стала.
Она только вздыхала коротко и молчала.
Арем достал из бардачка блокнот и видавшую виды шариковую авторучку. Нашел чистый листок. Приготовился писать.
– Ну?
– Что – ну?
– Кто знал, что подсвечник – фуфло?
– Витя… Игорь с Верашей… Им Витя сам сказал. Я…
– Не густо. Тем более – ты уж прости, но Витя-то твой мог и обмануть тебя насчет подсвечника. Кто был убежден в твоем богатстве?
– Все…
– Фамилии!
– Тарасова, Сенькова, Берман, Фигуркина, Чернышевская, Петрова, Котлякова, Файнштейн… – сперва затараторила, а потом уже с сомнением заговорила Наташа. – Нортон… Захаренко… Смидович…
– Это все женщины? – уточнил Артем.
– Женщины…
– Подружки?
– Работаем вместе.
– А ты с ними как, не ругаешься, ладишь?
– А чего нам делить? – удивилась Наташа.
Артем задумался. Вполне могло быть, что эта размазня со всеми действительно ладила. Могло быть и другое – она, сама того не замечая, наживала себе врагов. А потом приписывала внезапные неприятности судьбе. Артем внимательно посмотрел на размазню. Похожа ли она на человека, бессознательно вызывающего неприязнь у себе подобных? Вроде не похожа. Ничем не выдающиеся фигура и лицо. Чисто по-женски ей может позавидовать разве что какая-нибудь патентованная уродина… бездетная женщина?… Все-таки лучше иметь взрослую дочь, чем не иметь никого. Артем знал, что можно спятить от зависти и по куда менее значительному поводу.
– Они, твои сослуживицы, – все замужние?
– Почти все.
– А дети тоже почти у всех?
Наташа задумалась.
– У Нортон пока еще нет. И у Фигуркиной. Так ведь они еще молоденькие совсем.
Прокол, подумал Артем. Завидовать приходящему раз в неделю женатому любовнику – до этого, кажется, замордованная бытом советская женщина еще не докатилась… А если зависть вспыхнула вдруг при известии о серебряном подсвечнике? И никаких глубинных корней не имела?
Да, лучше бы уж Наташа не находила эту мерзкую штуковину. Злая шутка судьбы – вот что это было такое.
Тупиковое состояние проблемы разозлило Артема. Он все еще был уверен, что в Наташиной памяти хранится разгадка этого странного дела. Но чтобы подробно расспросить ее обо всех этих Петровых и Тарасовых, ночи будет мало. А ведь придется, черт возьми! Он обещал помочь, он обещал помочь… Она потому и расслабилась после близости, что точно и твердо уверена – уж теперь-то он ей обязательно поможет.
Артем задумался.
Две недели назад уехал на юг Витютя с семейством. Две недели наад приехала поступать в техникум Люська. Совпадение? Уехал Витютя, на прощание явно повздорив с Наташей из-за ее нежелания продать подсвечник за шестьсот рубликов. Приехала Люська и принялась ссориться с матерью из-за тридцатки на колготки и тому подобной дряни.
А тем временеи Наташа с «девочками» фантазировала о продаже подсвечника за неслыханные деньги. И если эта рождественская сказка дошла-таки до девчонки, то какой такой прилив нежности к матери она могла вызвать?
Скорее всего, при очередной просьбе денег на колготки Люська могла высказать все, что она думает о жмотихе, не желающей из своих двадцати-тридцати тысяч пожертвовать три десятки на родную дочь. Если она ни разу об этом не заикнулась – значит, или действительно не знала, или имела основания молчать…
– Послушай, твоя Люська действительно ничего не знала про подсвечник?
– По-моему, не знала…
– И ни разу не сказала тебе, что, мол, не жмотничай, мамаша, я же знаю, что у тебя есть денежки?
– Да это уж я от нее десять раз на дню слышала!
– Хм…
Вот и соображай теперь, выкрикивала Люська ткие обидные слова сгоряча, или имела в виду что-то конкретное, подумал Артем. Но, впрочем, могло быть ни то, ни другое…
Если допустить, что Люське кто-то просто намекнул – мол, есть у твоей мамочки бабки, есть, но для себя держит, так что ты, девка, пристань к ней покрепче, ну и так далее. Это могла сделать со зла любая из сослуживиц Наташи… Или из гуманности? Не исключено. А также в порыве борьбы за справедливость – мол, девка на выданье, ее сейчас одевать надо как куколку, а не жмотничать.
Опять тупик, потому что сослуживиц – миллион, плюс еще подружки давних лет, а времени – на часы даже взглянуть страшно.
– Погоди, Наталья… – сказал Артем. – А хоть один мужчина, кроме Витюти, знал, что у тебя подсвечник завелся?
– Наверное, на работе кто-нибудь, от девочек…
– А ты сама никакому мужчине об этом не говорила?
– Да нет же!
– Честное слово?
– Честное слово!
– Хм…
В глубине души Артему, при всей его неприязни к сорокалетним «девочкам», не верилось, что женщина может угрожать другой женщине такими вещами, как смерть ребенка. Очень уж велика для этого должна быть ненависть, и про такую пылкую ненависть Наташа, вероятно, знала бы раньше.
– Значит, врагов у тебя нет и не было?
– Господи, да кому я нужна!…
И Артем крепко задумался.
Он вернулся к подсвечнику.
Одно из двух – или этот чертов подсвечник был действительно фальшивым, и тогда все-таки «шерше ля фам». Или же он, проклятый, был серебряным! И тогда не обойтись без Витюти. Без любовника, обремененного драгоценным семейством, крепко недовольного решением Наташи оставить дома дорогую безделушку. А ведь как ему хотелось сплавить подсвечник тому самому ювелиру! Только вопрос – за шестьсот ли рублей?
Итак, предположим, ювелир с Витютей надули Наташу, в чем Артем не находил ничего удивительного – наоборот, такую растяпу грешно не надуть. Они договорились насчет дележки прибыли, и тут Наташа уперлась. Наверняка ювелир высказал Витюте все, что он думает о мужике, неспособном справиться с дурой-бабой. Витютя от комплиментов пришел в восторг. Так, пока все логично… И тут выяснилось, что приезжает Люська, или же оказалось, что она приехала.
Как мог использовать это событие Витютя? Попросить девчонку уговорить Наташу продать подсвечник? Вряд ли. Наташа услишком основательно уперлась. Похоже, что Витютя был для нее единственным светом в окошке – и раз она не послушалась его, тем более не поддалась бы на неуклюжие дочкины провокации.
Но Витютя обижен, его самолюбие ущемлено. Женщина, которая все для него делала по первому свисту, взбунтовалась. Возможно, сперва он хотел всего лишь чуточку ее проучить…
Он наверняка знал, где Люськин техникум, и без труда мог выяснить, когда там консультации. После чего ненавязчиво встретить ее, скажем, у дома:
