В мае Егор поехал погостить в Крым к отцу, а Марина и Мурашов отправились обживать свою новую дачу. Была она не такой огромной, как у Кулакова, но уютной и милой и гораздо ближе к цивилизации. На заднем сиденье мурашовского автомобиля лежала та самая деревянная баба – вешалка для полотенца, которой Заяц «нежно» приложил Марину в ванной.
Они прожили тогда в доме Кулакова всю новогоднюю неделю. На Рождество явился хозяин, обеспокоенный молчанием частного детектива, и Мурашов выступил с отчетом о проделанной работе. Кулаков оказался милым и симпатичным, и имя у него было очень семейное и ласковое – Сеня. Он сокрушенно качал головой, слушая длинный рассказ сыщика, но остался доволен тем, что Мурашов освободил его дом от поселенцев, и вручил ему конверт с гонораром.
– Марина, в память о том, что вы были моей гостьей, разрешите сделать вам этот подарок. – И Сеня вынес скульптуру из ванной комнаты. – Вот. Надеюсь, что неприятные воспоминания, связанные с ней, забудутся, и она будет вас радовать. Ее сделал очень хороший мастер. Держите!
Мурашов и Марина переглянулись и, не сговариваясь, улыбнулись.
Кулаков не знал, что неделю назад, когда они вернулись под утро в дом, Мурашов снова отправился на чердак и после недолгих поисков, вымазанный в золе и пыли, но довольный и счастливый, спустился сверху с увесистым свертком в руках.
– Ну вот, Марин, на таблетки тебе от головной боли и на дачу – нам!
– Что это?
– Это? Это деньги.
И Мурашов рассказал ей, как нашел на чердаке пустую сумку, как взбесился Заяц, узнав, что деньги пропали.
– ...Я, когда ползал там под крышей, нашел одно место. Оно мне сразу странным показалось: ящики с землей, ведро с золой. Совочек воткнут в грунт. Ну вроде как все это под весну заготовлено, когда придет пора рассадой заниматься. Все логично. Вот только... Во всех ящиках земля с осени высохла и спрессовалась, даже потрескалась, а в одном из ящиков – вскопана и сверху примята совком. Вот я и решил ее... перекопать. А там – вот это. Короче, Марин, все ясно: Косой у Зайца деньги по-тихому взял и зарыл до случая; вор у вора дубинку украл.
– Мы это... сдадим?
– Не, не сдадим. Марин, ну, сама понимаешь, куда уйдут эти деньги, если мы их сдадим. А мы их честно заслужили. И искать их никто не будет. А мы на них купим... дачу! Хочешь?
– Хочу! И скульптуру такую закажем у резчика по дереву, который ее для твоего Кулакова делал...
* * *
– Господи! Неужели у меня больше не будет соседей?! Никого и никогда?!! Ни итальянской семьи, ни супругов, которые друг друга терпеть не могут, ни начинающих музыкантов, которые долбят гаммы, – ни-ко- го! И я наконец-то высплюсь по-человечески! – Мурашов мерил большими шагами теплую веранду нового домика и глубоко вдыхал густой сосновый дух, который, казалось, можно ложкой есть.
Тут он наткнулся взглядом на Марину. Она распаковывала коробку с посудой и перетирала мягким полотенцем прозрачные чашки и блюдца. И слушала мурашовские разглагольствования. Слушала спокойно и невозмутимо, как будто ничего нового для себя она не слышала, как будто все это – все-все-все! – она заранее знала.
– Нет, одна соседка у меня все-таки будет, и соседка любимая. И кажется, будет всегда, а не на полжизни, как она когда-то мне сказала. – Мент Мурашов почесал за ухом, и левый уголок губ у него по привычке пополз вверх. – И еще мне кажется, что я уже никогда не высплюсь!
