минуту приехали! Может быть, прямо здесь и сойдем?
— Подожди, не торопись, — осадил его Олег. — Неизвестно, вдруг Первый за нами на машине рванул. Ты заметил, автострада прямо от аэропорта все время вдоль железки идет. И давай посмотрим, где нам лучше пересадку сделать, чтобы в Берлин попасть.
— А в Берлин-то нам, пожалуй, и незачем, — стал покусывать нижнюю губу Гришка. — Тут, понимаешь, какое дело, я ведь не знаю, где в Берлине мамина приятельница живет.
— Как не знаешь? — охнул Олег. — Так мы что, выходит, потерялись здесь?
— Нет, ну почему же потерялись. Где тетку искать в Лейпциге, нам написали.
— Так то в Лейпциге, это далеко очень.
— Не, вряд ли, — наморщил лоб Гришка, пытаясь извлечь из глубин памяти географические сведения. — По-моему, Берлин и Лейпциг, они, когда еще единой Германии не было, в восточной части были. Значит, где-то достаточно близко.
— Да, ну давай посмотрим, как нам в Лейпциг попасть, — взял второй проспектик Олег. — Хорошо, если по этой ветке, по которой мы едем, а если нет? Где пересаживаться-то?
— Это просто, — принялся водить пальцем по строчкам Гришка. — Видишь, вот жирным шрифтом выделена станция? От нее стрелочки идут. Вот здесь можно пересесть на Гамбург, а вот отсюда уехать в Бонн. Понял? Все элементарно, Плаксон!
— Я не Плаксон! — обиделся Олег. — Просто поневоле занервничаешь. Языка мы с тобой не знаем, бродим тут, как чукчи. Неровен час, еще кондуктор придет.
Внимательно поизучав буклетики, Гришка и Олег выяснили, что им нужно выходить на следующей станции — «Биттерфельд», садиться на другой поезд, который и должен был довезти их до Лейпцига, судя по расписанию, через сорок минут. Никакой проверяющий, на их счастье, к ним не подошел, хотя по вагону и слонялись деловито какие-то люди в форменных фуражках. Но то ли это были официанты, то ли носильщики, друзья не разобрались и с облегчением покинули вагон на станции «Биттерфельд». Гришка, правда, воровато озираясь и оглядывая верх купе на предмет установленных видеокамер, сунул-таки в карман расписание движения поездов.
— Пригодится, — пояснил он Олегу. — Мало ли что?
Перрон, на котором оказались сыщики, был совсем небольшим. Здесь стояли транспаранты, один из которых извещал, что это станция «Bitterfeld», а на двух других были выведены надписи: «Gleise-1» и «Gleise-2».
— Посмотри-ка в своем поминальнике — подтолкнул Гришку Олег, — что это такое — «глейц»?
— Да тут и смотреть не надо, — усмехнулся Гришка, — это же «путь». Путь первый и путь второй. В одну и другую сторону. Ладно, пойду я билеты покупать.
Олег только усмехнулся такой самоуверенности друга. Но Гришка и в самом деле не ударил в грязь лицом. Хотя ему и пришлось полистать страницы разговорника и довести солидного мужчину в окошке кассы до белого каления, объясниться он сумел и гордо продемонстрировал другу два билета на электричку до Лейпцига. Вскоре нужный состав оказался у перрона. Друзья недоуменно переглянулись. Электричка выглядела совсем иначе, чем та, на которой они ехали. Та была обтекаемой формы, чуть приземистая, с отдельными купе. А эта была двухэтажная.
— Может быть, это вовсе не электричка? — огорошено замигал глазами Олег.
Тем временем поезд остановился, его автоматические двери отворились, и оттуда выскочили мужчины-проводники в синей, похожей на летчицкую, форме.
— Ну давай сейчас спросим, — двинулся вперед Гришка и стал тыкать билетами проводнику.
Тот взял бумажки, бегло осмотрел их и направил пассажиров в вагон: «Битте, битте!»
— Что «битте»? На Лейпциг-то он идет? Нах Лейпциг?
— Ляйпциг, Ляйпциг! — подтвердил немец. — Битте, битте, шнель!
«Шнель» ребята поняли, быстренько заскочили в вагон, и он тут же, словно мягко оттолкнувшись от перрона, отправился в путь. В этом вагоне никаких купе не оказалось и в помине. В начале его с одной и с другой стороны тянулся ряд мягких кресел, дальше шли прозрачные пластиковые перегородки, среди которых были расставлены столики и креслица. Друзья решили не придираться, хотя такое разнообразие электричек их несколько удивило, и заняли свободные места у окна. Гришка хотел было вынуть из кармана стибренное расписание поезда, как увидел, что и здесь лежит точно такой же буклетик, только с пометкой, что предназначен он для данного конкретного рейса направлением на Лейпциг.
— Ну вот, — расслабился Гришка. — Думаю, мы теперь попадем куда надо. Как бы теперь маманя «хвоста» не привела. Придется нам тогда полиции пожаловаться.
— Да тут десять раз подумаешь, прежде чем жаловаться, — пробурчал Олег. — Помнишь, как нас в посольстве допрашивали: что да зачем? Узнают, что мы здесь от преступников скрываемся, и попрут нас вместе с этими преступниками отсюда. Думаешь, им своих жуликов мало, чтоб мы тут чужих завозили?
— Проблемка, — забарабанил пальцами по столу Гришка. — Придется ее как-то решать. А все-таки мы тут неплохо сидим, а? — подтолкнул он Олега в бок.
— Да, «Европа класс А», — согласился Олег, откинулся на спинку кресла и, сладко жмурясь, будто кот, облопавшийся по недосмотру хозяйки свежей сметаной, задремал.
Гришкиной маме по идее полагалось ежеминутно хлопаться в обморок, но лошадиные дозы валерьянки сделали свое дело: она стала непробиваемой и спокойной, как робот-убийца «Терминатор-1», в которого конструкторы никакие чувства и не думали закладывать. Когда Гришкина мама возвращалась с известиями, что в Берлин она таки дозвонилась, и их с нетерпением ждут, то в кафе застала некоторую суматоху. Не проведя и нескольких часов на немецкой земле, она уже поняла, что торопиться и высказывать громко свои чувства здесь не принято. Однако кафе не то чтобы бурлило, но побулькивало определенно.
Посетители обсуждали невероятное происшествие, связанное с двумя подростками, которые вдруг, ни с того ни с сего, убежали через служебный вход кафе. Бармен, интимно перегнувшись через стойку, рассказывал какие-то подробности даме в меховом манто, у которой глаза с каждым его словом расширялись все больше и больше и стали вскоре похожи на блюдца.
Поскольку Гришкина мама готовилась к поездке тщательнее, чем Гришка, и освежила знание немецкого, полученное когда-то в школе, она тут же догадалась, о чем идет речь. Невероятным усилием воли подавив панику, которая возникла у нее, когда она увидела, что в кафе нет не только ее сына, но и его друга, она присела за столик. Услышав краем уха, что, похоже, за мальчишками гнался какой-то хорошо одетый господин, вероятно, комиссар полиции, как предполагали досужие зеваки, она сообразила, что шайка-лейка, которая преследовала детей в России, достала их и здесь, в Германии.
Вскоре тот самый «господин» появился в кафе снова и, отрекомендовавшись внештатным сотрудником полиции, начал разговаривать с барменом, пытаясь выяснить, не знает ли он, куда именно направлялись мальчишки. Тот лишь пожимал плечами, разводил руками. Пока Первый был занят расспросами, Гришкина мама, прикрыв шляпой лицо, выскользнула из кафе. Прежде всего она тщательно обследовала окрестности. Но, равно как и Первый, никаких следов мальчишек она не нашла. Тогда, решительно двинувшись к расписанию, она принялась внимательно всматриваться в него, лихорадочно пытаясь сообразить, куда именно могли уехать дети. То, что они уехали, она не сомневалась — иначе, увидев ее, они бы вылезли из убежища.
«В Берлин они поехать не могли, — соображала Гришкина мама, — они не знают адрес моей подруги. Значит, остается Лейпциг. Первым делом, конечно, надо сообщить в полицию».
Прежде чем поднимать на ноги стражей порядка, Гришкина мама позвонила подруге, сообщив, что к ней она так и не попадет, а затем и сестре в Лейпциг. Она спросила, каким образом здесь принято обращаться в полицию, с кем иметь и с кем не иметь дело.
— Знаешь что? — занервничала сестра. — Если ты думаешь, что дети поехали ко мне в Лейпциг, тогда давай притормози. В последнее время в газетах много пишут про братьев-славян, которые наводнили Германию и занимаются здесь разбоем. Как бы вас под общую метлу не выставили отсюда. Если тут в бюрократическую машину попадешь, неприятностей не оберешься. Я сейчас пойду на вокзал, буду высматривать Гришу. А дома оставлю Рольфа на тот случай, если твои мальчики доедут до нас каким-нибудь другим путем. Ты мне звони каждые полчаса на сотовый.
