возможности гражданской войны, Хоффман не преуменьшал ее опасности.
— Калисо, можешь остановиться? Я хочу с ними поговорить.
Калисо правой рукой нащупал на боку оружие и передвинул его вперед:
— Будьте осторожны, сэр.
Хоффман проверил свой пистолет. В конце концов, не много времени понадобится, чтобы узнать, не рискнут ли бродяги выстрелить в военных.
— Я должен выяснить, в чем дело.
'Броненосец' замедлил ход рядом с тремя женщинами — судя по виду, матерью и двумя дочерьми, — и Хоффман открыл носовой люк.
— Леди, — окликнул он женщин, стараясь придерживаться нейтрального тона, — почему все вышли на улицы?
Старуха, которая отличалась от его туманных воспоминаний о Нине Кладри так сильно, как только одна женщина может отличаться от другой, подняла голову:
— Да уж не затем, чтобы бросить розы под колеса наших машин, фашистский ублюдок! Саранча снимается с места.
— Вы так считаете, — процедил Хоффман. 'Да, теперь мы фашистские ублюдки, но мы умираем в боях против Саранчи, чтобы вы могли жить', — Откуда вам то известно?
Вы сами все прекрасно знаете. Вы заварили эту кашу.
У бродяг имелись свои методы наблюдений за активностью Саранчи. Хоффман, не слишком надеясь на правдивость информации, занес ее в раздел слухов.
— Желаю прекрасного дня независимости и свободомыслия! — крикнул он и закрыл люк. — Трогай, рядовой.
Калисо, когда его это устраивало, был очень исполнительным солдатом. Он резко дернул с места и со скрежетом прокатился вдоль колонны, пока не занял свое место между грузовиками.
— Хоффман — Фениксу и Матаки. Бродяги полагают, что Саранча собирает чемоданы. — Не отрывая пальца от кнопки передачи, Хоффман добавил и свое мнение: — Давайте не будем слишком доверять этим слухам. Хоффман закончил.
Калисо не сводил глаз с колес идущей впереди машины. Выбритый на голове крест придавал ему агрессивный вид, что, впрочем, было весьма близко к истине.
— Как вы считаете, они говорят правду? — наконец спросил он.
— Я поверю только в том случае, если увижу у своих ног труп последнего червя.
— Я приложу все силы, чтобы это произошло, сэр.
Да, он так и сделает.
Общая численность населения на Сэре была такая, как в прежние времена в городе среднего масштаба, а армия Хоффмана равнялась двум-трем бригадам. Он мысленно вернулся во времена Маятниковых войн — обширных, ожесточенных, с великолепным по сравнению с нынешними днями снабжением — и почти пожалел о них.
'Восемьдесят лет было потрачено на сражения ради источников Имульсии, ради этого проклятого топлива, а настоящая беда была уже совсем близко'.
Хоффман родился во время войны и умереть рассчитывал точно так же. На Сэре не осталось людей, кто помнил бы мирное время.
Он утешал себя мыслью, что все равно не знал бы, как жить в мире.
НЕОХРАНЯЕМАЯ ЗОНА В ПЯТИ КИЛОМЕТРАХ ОТ СЕВЕРНЫХ ВОРОТ. ЗАМЫКАЮЩИЙ БРОНЕТРАНСПОРТЕР
Берни облокотилась на комингс верхнего люка бронетранспортера и попыталась опереть дуло недавно полученного автомата «Лансер» на что-нибудь твердое. Зубья бензопилы сводили на нет все ее попытки. Спустя некоторое время Берни бросила эту затею и положила обе руки на ограждение. Скрежет гусениц и рев моторов будили в каньоне узких улиц оглушительное эхо.
Задние колеса впереди идущего грузовика вильнули в сторону. Берни приблизила губы к микрофону:
— Ты слишком близко подошел к грузовику…
— Проклятие! — раздался голос в наушниках. — Теперь ты будешь давать мне советы по вождению?!
Она отключила микрофон и спустилась в кабину, чтобы разговор не был слышен на канале радиосвязи.
— Придурок, ты должен дать ему возможность попятиться, если впереди что-то случится. Тягач не сможет здесь развернуться, он будет идти задним ходом.
Бэрд немного отстал, но Берни, даже не видя его лица, понимала, чего это ему стоило. Маркус слишком распустил этого парня. Для такого вывода Берни потребовалось не больше часа общения.
— Теперь ты довольна? — буркнул Бэрд.
Хороший мальчик…
— Да, бабуля.
Если бы это сказал Коул, она просто посмеялась бы. Но говорил Бэрд, и это ей не понравилось.
— Сынок, если я перекину тебя через колено и отшлепаю, ты целую неделю не сможешь сидеть. Так что заткнись.
Коул разразился смехом:
— Дэмон, тебе грозит трепка. Веди себя хорошо и открой носовой люк.
Он выбросил в люк несколько сухих пайков для стайки оборванных и худых ребятишек, которые выглядывали из-за угла, словно дикие зверьки. Дети тотчас набросились на еду. Наблюдая за ними, Берни отметила степень человеческой деградации.
'Наверное, это самое страшное, что сделали с нами черви. Они вернули нас в первобытное состояние'.
Бэрд раздраженно фыркнул:
— Коул, что ты творишь? Калории нужны тебе самому, парень. Не стоит поощрять этих паразитов.
— Брось, они же еще дети.
— Но ты знаешь, кто из них вырастает.
— Дэмон, тебе никогда не приходилось голодать? Ты вырос в богатой семье. Ты не понимаешь, что это такое. — Словно для усиления своей тирады, Коул порылся в карманах и выбросил в люк что-то еще. Бэрд ничего не сказал. Кажется, он прислушался к мнению Коула, и это было довольно странно. — Наши рационы гораздо богаче, чем у них, и они нас за это ненавидят. Посмотри на себя. Посмотри, сколько мяса на наших костях по сравнению с ними.
— Но мы же должны сражаться с противником. Они могут надеть броню и получат те же пайки.
— Да, приятель, я так и скажу следующему восьмилетке…
Коул по-прежнему говорил благожелательно и спокойно, но все же его слова задели Бэрда. Тот замолчал.
Берни мысленно отметила этот факт: пригодится для будущих перепалок.
Теперь настало время ей прояснить ситуацию.
— Бэрд, ты испугался, потому что я вернула свои сержантские нашивки?
— Ну, не могу сказать, что я в восторге от престарелого вояки, просидевшего где-то на задворках с самого Дня-П.
И тут она не сдержалась:
— Да ты, наверное, не ладил со своей матерью. А как насчет отца? Ты хоть знал его? А мать?
'Чудесно, теперь ты дала ему понять, что он тебя достал'.
Но на этот раз Бэрд не клюнул на провокацию. И Берни знала почему. Она нарушила границу, проведенную войной; все шутки насчет семьи — добродушные или, как сейчас, злые — были под запретом. Каждый из людей лишился кого-то из близких. Новое социальное табу возникло очень быстро.
