Руки скользят вдоль ствола пальмы, а потом обхватывают его где-то выше. Взгляд обезьяны замер на ее иллюминаторе.
Раньше Шан не знала, что означает этот жест. Техник-животновод когда-то рассказал ей, что этот жест используется для того, чтобы попросить пищу в вежливой форме. «Разве не здорово, что мы могли научить обезьян подавать определенные сигналы?» И она верила ему, до тех пор пока глухой переводчик не рассказал ей, что на самом деле означает этот жест.
«Откуда мне было знать?» Шан ведь не общалась при помощи жестов. Но теперь она точно знала и помнила об этом всегда, так же как о позоре и сожалении, которые не исчезли… точно так же как о своем ошеломляющем открытии:
Образ гориллы растаял, управляющие в известково-зеленых светящихся скафандрах продолжали работать, действуя согласованно, передвигая кран к следующему швартующемуся суденышку…
Марс казался красным, как Австралия с низкой орбиты. Шан уже и забыла, какими сочными бывают цвета в космосе.
На мгновение она задумалась о том, кто станет заботиться о
Чисто автоматически Шан распаковала свой саквояж. Вот вся ее жизнь за последние десять лет. И эта «жизнь» состояла из формы, личной библиотечки и ее собственного стального тигелечка с карабином для ручки. Только пробежав пальцами по туго натянутой синей ткани военно-морской формы, она могла сказать, забыла она что-то или нет. Обычно Шан ничего не забывала. В саквояже против обыкновения имелась одна вещица, втиснутая в противоударную секцию, – двухсантиметровая квадратная коробочка. Шан использовала специальный упаковочный материал, чтобы семена не высыпались.
Формально семена томата считались нелегальным биоматериалом, но Шан была из силовиков, и никто не смог бы ее остановить. В любом случае ей осталось не так долго прятать «контрабанду». Никакого риска заражения. Но будь она проклята, если хоть одна агрокорпорация станет указывать ей, что сажать, что выращивать и что кушать. Однако ныне все семена являлись запатентованной собственностью какой- нибудь компании, так что ее собственные кросбредные[4] плантации помидоров, разросшиеся на подоконнике из тщательно подобранных семян, оставались незарегистрированными. Чисто формально это можно было назвать воровством.
Шан запихнула семена подальше в складки теплой одежды, на самое дно саквояжа. Еще несколько месяцев, и первые растения появятся на ее собственном участке, там, где нет генных инспекторов и не требуются ни патенты, ни лицензирование зерновых культур. Она уже видела зеленые листья молодой поросли, ощущала острый запах кошачьей мочи. Она представила, как ее отец осторожно осматривает ворсистые растения, которые вытянулись с подоконника, став много выше ее. «Никогда не теряй контакта с тем, что дает тебе пищу, дорогая. Коснись почвы. Почувствуй ее».
Сам же он никогда ничего подобного не делал. Лучшее, что могла позволить себе их семья, арендовавшая квартиру, так это визит к друзьям, у которых имелся собственный садовый участок. А потом отец Шан умер. В конце концов он и в самом деле «прикоснулся» к земле.
«Ах, папа!»
В открытом дверном проеме появился Макеевой.
– Бинго, Гив'нор, – объявил он. – Осмотр по схеме-один зафиксировал биологическую опасность класса А внутри станции… С тобой все в порядке?
Шан встрепенулась.
– Ладно уж… Но они ведь не могут прятать здесь целый склад? Любой индикатор давно сработал бы.
– Однако совершенно определенно могу сказать, что это не аромат новой разновидности химических отходов.
– Можешь веселиться. – Шан открыла линию безопасной связи на своей шебе, щелкнула клавиатурой и подмигнула Макеевою. – Чувствую, самое время отправить приказ о приостановке лицензии. Вот так. – Она нажала клавишу ENTER. – Это должно привлечь внимание.
Макеевой отодвинулся, пропуская Шан.
– Знаешь ли, по-моему, это как ссать против ветра. Они вернулись к идеи агрооружия, и только один Бог знает, насколько хорошо они платят. Они могут даже пожертвовать несколькими исполнителями. Компании сейчас значат больше, чем правительство.
– Может быть. Но это будет стоить им потерянного производства. Поместите вербовщика на самый нижний уровень их структуры… Дайте им понять, что электорат не собирается сдаваться без борьбы.
– Бывают времена, когда я и в самом деле начинаю сочувствовать экотеррористам.
Шан выдержала паузу, а потом произнесла голосом падре, вещающего грешным прихожанам:
– Я тоже, сын мой. Я тоже.
«Да, я их отлично понимаю». Может быть, Макеевой пытался сказать, что знает о ее «грешках»? Знает, что она имеет хорошие связи среди преступников, и доволен этим? К тому же он никогда не хотел быть первым в команде. В некотором смысле именно благодаря этому он слышал, что говорят вокруг. Перейдите путь СиДиЗОку, и вы с удивлением обнаружите, что имеете дело с людьми, работающими вне закона, выражающими тем самым свое недовольство окружающей средой. А правительства, когда им нужно, всегда используют самый дешевый и эффективный способ терроризма. Это совершенно удовлетворяло Шан.
– Для начала хочешь осмотреться? – поинтересовался Макеевой.
– Угу. – Шан набросила свою форменную куртку и обула ботинки, так чтобы все слышали, как она топает по коридору. У входного люка она замешкалась.
– После вас, – галантно объявил Макеевой.
– Нет. Иди первым, – возразила Шан. – Очисти дорогу для меня. Или нет! Будь моим ледоколом? – Она знала, что, где бы она ни появилась, ее появление предвещало плохие новости. Любой может этому научиться. Старый сержант, обучавший ее лет двадцать назад, научил ее никогда не отступать и никогда не отводить взгляда. До сих пор это отлично срабатывало. Макеевой скользнул через люк, направившись в подозрительную часть станции… Но тут они внезапно оказались лицом к лицу с группой техников в бледно- зеленых лабораторных халатах.
Техники стояли, прислонившись к переборкам, или сидели, взгромоздясь на рамы иллюминаторов. Пара выпрямилась, когда Шан и ее спутник подошли ближе. Они внимательно рассматривали женщину- инспектора, а она смотрела на них. Первыми отвели взгляд они.
– Всего лишь контроль сорняков, – заметил один из них. – Мы работаем над штаммом
– Я не предупредила вас, что все ваши слова могут быть использованы против вас. Поберегите их для допроса, – небрежно бросила Шан. – Однако вы должны знать, что
– Эй, Уоррендеры имели в виду опиумный мак.
– Да, так и записано, и генетически немодифицированное просо. Похоже, я… Да, я не зачитала вам ваши права. Поинтересуетесь ими позже.
Она ушла. Несколько мгновений за спиной у нее стояла мертвая тишина, а потом раздались многочисленные голоса. Слово «неизменный» прозвучало несколько раз. А Шан осталась довольна тем, что все они увидели: она – одна из тех, у кого остались старые, неизменные, человеческие гены. Так они еще больше заведутся от ее намека на дикость и близость к природе. А дело всего лишь в том, что мать ее как истинная язычница не доверяла никакому лечению, включающему в себя терапию генов. Этот факт неоднократно использовала правительственная пропаганда. Тут Макеевой и в подметки ей не годился.
– Хорошо. Пока подозрения министерства иностранных дел подтверждаются, – первым нарушил тишину Макеевой. – Возможно, они готовят убийцу урожая для правительства какой-то мелкой страны.
– С тем же успехом это может оказаться и наше правительство. – Шан обнаружила, что в этот раз ей
