Образ жизни

Сон перед Песахом

Сон тяжёлый мне голову мнёт.
Это ж надо такому присниться!
…В мокрой просеке серая птица
Всё никак не сорвётся в полёт.
Перья встрепаны, ноги в крови,
Переломаны крылья большие.
Далеко до пределов России,
Как от чёрного зла до любви.
Ветер чёрный гуляет в лесу,
И плывет в небе месяц библейский.
Профиль птицы такой иудейский…

Я проснулся в четвёртом часу,
Голубое окно растворил.

Лёгкий бриз Средиземного моря
Долетал из-за ближнего мола
И в рассветные трубы трубил.
Но стоял этот сон в голове,
Как сюжет из шекспировской пьесы.

…Скоро праздник, подумалось, — Песах.
Это видно по яркой траве.

Иудейский верлибр

Я — воздух на конце огня,
Я — камень на конце дождя,
Я — синее на грани красного,
Я — белое на грани чёрного.
Я — корень дерева,
Что тысячи тысяч лет
Питалось сточными водами
Чёрно-багрового мегаполиса,
Дерева тысячи лет
Дышащего удушливым дымом,
Высокого дерева
Весной выстреливающего в небо
Миллионы миллионов
Зеленых моих внучат,
Печально умирающих осенью
И уносимых жёлтыми ветрами
В серую пустыню.
Я — верхний слой живой земли
Под постаментом чёрного памятника тьмы.
Я — трава, ломающая железный асфальт.
Я — ствол пушки,
Нацеленной чугунным ядром
В самое сердце добра.
Я — голубая вода
Для закалки стали будущего меча,
Что снесёт с чёрного памятника
Смрадную голову зла и ненависти.
Я — острие этого меча.
Я — крик
На грани рыдания и песни.
Я — расстояние
От родильного крика
До смертного вздоха.
Вот поэтому
Я — синее на грани красного,
Я — белое на грани чёрного,
Камень на конце дождя,
Воздух на острие огня.

Возле синагоги

Возле белой синагоги
Дева смуглая стоит,
И младенец тихо дремлет
На её крутом плече.
Возле белой синагоги
Я стою — российский жид,
И войти я не решаюсь
Под ее высокий свод.