Сговор остолопов

разование заимел, то веником бы не шваркал ни по какому полу у старой бляхи.

— Будь хорошим, — смутно отвечал мистер Уотсон. — Хорошо себя поступай с дамой.

— Чё? Ууу-иии. Да ты ващще ничо не рубишь, чувак. Я себе работу надыбал с птицем. Тебе понравится себе работу надыбать с птицем? — Джоунз направил часть дыма на стойку. — Я в смысле, что рад, девка-таки шанец себе оторвала. Она на эту мамку Ли уже сто лет как пашет. И оторваться надо. Но на что спорнем, попрыгай больше бабок нашкуляет, чем я. В-воо!

— Будь паинькой, Джоунз.

— В-во! Эй, да тебе точно мозгу помыли, — ответил Джоунз. — Тебе-то никто, я погляжу, полы не приходит возюкать. Чё так? скажи-ка ты мне.

— И ни в какие передряги не лазь.

— Эй! Ты гришь прям как эта мамка Ли. Вам бы друг друга познакомиться. Она тебя как родная полюбит. Скажет: «Эй, дураша, ты как раз такой негритос, как в старыдобрые время, я такого всю жись искала.» Скажет тебе: «Эй, ты такой милаша, как нащот пол мне воском нашваркать и стенку покрасить? Ты такой дорогусик, как нащот мне тувалет отчистить и башмаки надраить?» А ты будешь: «Да, мэм, есть, мэм. Я себя хорошо поступаю.» Вот и будешь жопу рвать, тока с люстры что не падать, с которой пыль стирал, и ещо какая бляха, подружка ейная придет, да они как начнут цены сравнивать, а Ли возьми да и швырни никель тебе под ноги, и грит: «Эй, мальчонка, чё-то паршиво ты сёдни выступил. Давай-ка нам никель обратно, пока я тут падлицаев не вызвала.» Ууу-ии.

— Так та дама же ж, кажись, сказала, что подлицию вызовет, ежли ты ей сала за шкуру зальешь.

— Тута она меня и цапнула. Э-эй! Я думаю, у этой Ли у самой шуры-муры в падлиции. Она мне гажноденно грит, какой у нее дружбан в ухрястке. Грит, у нее завидение шыкарное, ни один падлицай ноги в дверь не сунет. — Джоунз сгустил над крохотной стойкой грозовую тучку. — Она какие-то макли вьет с этими сиротками, точно говорю. Тока кто-то типа Ли скажет: «Благодарительнось», так сразу знаешь — дело карасином пахнет. А я точно знаю: чё-то не так, потому как ни с того ни с сего Дуректор Сироток и носа не кажет — все потому, что я много чё вынюхивать стал. Еть! Очень хотца нахнокать, чё там как на самом деле. Я уже шибко устал в капкане сидеть за двацать дохларов в неделю, впахивать с попрыгаем на пару, он здоровенный что твой орел. Я чё-то куда-то хочу, чувак. В-во! Я себе кондицанер хочу для воздуха, как-никак цветной телевизар, чтоб сидеть пить чёнть получше пива.

— Еще пива хочешь?

Джоунз взглянул на старика сквозь свои черные очки и ответил:

— И ты пытаисси мне еще пива запарить — бедному цветному парняге, который жопу рвет за двацать дохларов в неделю? Я так думаю, тебе пора мне за так наливать, ты стока бабок огреб за это мариновое мясо с шипучкой, которое бедным цветным народам толкаешь. Ты на эти бабки, что тута огреб, уже пацана свово в колеж услал.

— Он уже у меня учитель в школе, — с гордостью ответил мистер Уотсон, открывая бутылку.

— Ай, красота какая. В-во-о! Я за всю свою жись в школе тока два года просидел. Мамуля моя чужим люд я м бельи стирала, так чё уж там о школе. А я все время шины по улице катал. Я катаю себе, мамуля стирает, никто ничё не учится. Еть! Кто на шиноката смотреть придет, чтоб ему работы дать? И чё в конце? — я себе по найму устоил, с попрыгаем впахиваю, и чальница у меня, наверно, шпанские мухи сироткам торгует. Ууу-иии.

— Ну, если условия в самом деле плохие…

— «В самом деле плохие»? Э-эй! Да я в суверменном рабстве впахиваю. Ежли брошу, так на меня ксиву накатят, что бомж. А ежли застряну, так я себе по найму устроил, и жало получаю, хоть там минималой заплатой и не пахнет.

— Я тебе скажу, чего тут можно сделать, — доверительно произнес мистер Уотсон, перегибаясь через стойку и вручая Джоунзу пиво. Еще один человек, сидевший у бара, весь вытянулся в их сторону: он уже несколько минут молча следил за ходом их беседы. — Ты там себе саботаж чутка попробуй. Тока так этот капкан и переборешь.

— Ты это как это — «саббаташ»?

— Ну, ты ж понимаешь, мужик, — прошептал мистер Уотсон. — Вроде как кухарке не плотют, чтоб хватало, так случайно суп переперчит. Вроде как парнишке на стоянке мозги засуричат, так он юзом по маслу чутка, да и машину об забор треснет.

— В-во! — произнес Джоунз. — Типа как мальчонок в супамаркете работает, так у него вдруг пальцы скользнут — и десяток йиц на полу, а все потому что ему сверху роких не плотют. Э-эй!

— Вот теперь-то понял.

— А вот мы настоящий большой саботаж планируем, — нарушил молчание второй клиент. — У нас там, где я работаю, большая демонсрация будет.

— Во как? — переспросил Джоунз. — Где?

— В «Штанах Леви». У нас такой здоровенный старый белый приходит на фабрику и говорит, что сбросить бы томную бонбу на самую верхушку компании.

— Похоже, народ, что у вас там больше, чем просто сабаташ, — изрек Джоунз. — Похоже, у вас там цельная война.

— Будь паинькой, уважай старших, — посоветовал мистер Уотсон незнакомцу.

Человек захихикал так, что из глаз у него потекли слезы, и сказал:

— Этот челаэк грит, что молится за всех мулаток и крыс во всем мире.

— За крыс? В-во! Да у вас, народ, на руках настоящий дурок, сто перценов.

— Зато он очень шустрый, — примирительно возразил человек. — И такой набожный. Построил себе в конторе большой крест.

— В-во!

— Грит: «Вы, толпа, будете счастливыми все в средний век. Вы, грит, толпа, пушку себе оттопырите, и стрелы, и ядреную бонбу на самою маковку сюда бросите.» — И человек снова рассмеялся. — Нам все равно на этой фабрике больше делать неча. Его завсегда послушать интересно, как начнет усищами хлопать. Он нас на большую демонсрацию поведет, грит, рядом с которой другие демонсрации — как дамский пикник.

— Ага, и похоже, он вас, народы, прямо в каталажку приведет, — сказал Джоунз, укутывая стойку дымом погуще. — Послушать, так ващще чокнутая белая мамка.

— Ну да, он навроде чудной такой, — признал человек. — Только он в самой конторе работает, и управляющий там, мистер Гонзала, парня этого за шустрого держит. Дает ему делать все, чего тот захочет. Даже разрешил на фабрику приходить, когда парню хочется. Куча народу с ним уже демонсрацить хочет. Он нам грит, что у него разрешение есть от самого мистера Леви, чтоб демонсрацию сделать, грит, мистер Леви хочет демонсрацию, чтоб от Гонзалы избавиться. Кто знает? Может, зарплату нам подымут. Этот мистер Гонзала его уже боится.

— А скажи-ка мне, чувак, этот спаситя ваш беломазый, кошак этот — он на кого похож? — с интересом спросил Джоунз.

— Здоровый такой, жирный, у него еще шапочка как на охоту есть, он ее все время носит.

Глаза Джоунза за стеклами очков расширились.

— А эта шапчонка на охоту — зеленая? У него зеленая шапчонка?

— Ага. А ты откуль знаешь?

— В-во! — сказал Джоунз. — Вы, народы, влипли по самое нехочу. Д у рка этого уже падлиция ищет. Он как-то ввечер в «Ночью Тех» зарулил, начал этой девке Дарлине про автобус вешать.

— Нет, ну ты чо гришь, а? — ответил человек. — Он про автобус нам тоже рассказывал, как ехал на том автобусе в самое серце тьмы как-то раз.

— Тот самый и есть. Вы от этого дурка подальше бы. Он с падлицией в розыске. И вашу бедную цветную народную жопу всю в каталашку засодют. В-во!

— Ну, так надо будет его про это спросить, — сказал человек. — Я уж точно не хочу, чтоб меня на демонсрацию пристукник вел.

* * *