Ему не выбраться самому. Даже из сквота не выйти. Ты блефуешь!
— Я никогда не искажаю информацию. И все учитываю, ни о чем не забывая. А ты — забываешь.
— Ха! Не забывая, как же! А кто поймал тебя на прошлой декаде с пропущенными знаками, а?! Молчишь?! Вот и молчи! Ладно бы один, но ведь целых три подряд!!! А потом еще удивляется, почему результат не сходится! А я живое существо! И не скрываю своего несовершенства! Даже горжусь им. Отчасти. Ты ведь даже не представляешь, какое это благо — умение забывать! Где уж тебе… Ну так и?.. Что ты молчишь? Про что такое жутко важное мне посчастливилось забыть на этот раз?
— Про девочку.
Славу провыли три раза.
Подряд.
Она не верила. До самого третьего раза — не верила. Потом — пришлось.
Три раза подряд Славу выли только самому Держателю поводка. Ну и Вожакам — редко. По особо торжественным случаям.
Вожаков не наказывают.
Во всяком случае, она про такое не слышала.
А даже если и случается такое, то вряд ли они будут слишком серьезно наказывать ту, которую только что три раза подряд Славили. Можно расслабиться.
И вот тут-то она сама чуть было все не испортила. Когда поняла. Задрожали ноги, словно вареные, стало вдруг очень-очень жарко, зашумело в ушах. У Тарса, что выполнял роль Держателя в их своре, рука тяжелая. Пару раз ей не повезло испытать наказание по полной программе — потом долго отлеживаться пришлось. Он старательный, этот Таре. Она очень хорошо об этом помнила, когда выходила под Дюзы. Она была готова. А вот к тому, что наказания не будет, готова она не была…
Справилась.
Отдышалась. Проморгалась. Сделала несколько судорожных глотательных движений. Облизала губы пересохшим языком. А что рожа при этом была, наверное, глупая донельзя, так это дело последнее. Кто же будет требовать умного лица от героини? Главное, что не упала посреди третьей СЛАВЫ, опозорив вконец и себя саму, и всю свою свору заодно…
Она сидела на почетном месте — на верхней ступеньке высокого крыльца у конуры местного Вожака. На одной с ним ступеньке. Выше любой женщины племени, даже его жен. Выше даже самой старшей суки Коренной Своры. Рядом был только он, Вожак, который даже не помнил ее имени. Да и зачем ему помнить имя какой-то глупой молоденькй сучки? Смешно, но ей почему-то было обидно. Хотя обижаться-то не за что, ну в самом-то деле — кто она и кто ОН? Какое может быть сравнение? Но почему-то мысль о том, что она тоже не помнит его имени, доставляла ей тайное и ни с чем не сравнимое удовольствие. Маленькая и никому не видимая месть.
А вот сидеть на верхней ступеньке удовольствия не доставляло.
Совсем.
Подходили мужчины и женщины, улыбались, кланялись, протягивали еду и напитки. Сегодня каждый старался принести самое лучшее. И каждый ждал, что она это лучшее обязательно попробует и похвалит. Она уже давно перестала различать вкус и только надеялась, что похвалы звучат не слишком фальшиво. Несколько раз она поймала на себе взгляд то одной, то другой жены Вожака. Они смотрели одинаково встревоженно, но откровенно ненавидеть боялись — все шло к тому, что после праздника Вожак пригласит новенькую героиню присоединиться к его своре. И тут уж не надо гадать, кто именно станет ее первым мужем.
Но почему-то это тоже совсем не радовало.
Он сидел, они стояли напротив — эта глупая юная сучка со своим братишкой-красавчиком. На ней снова была желтая маечка и черные шорты. На них обоих. Одинаковые майки, одинаковые светлые волосы, одинаковые лица и даже одна на двоих манера склонять головы к левому плечу. Они были настолько похожи, что приходилось страшно напрягаться, чтобы понять, кто из них кто. И потом удержать понятое в памяти. Вит слева, а она — та из двоих, которая справа. От напряжения кружилась голова.
Их снова разделяла река.
Голова кружилась все сильнее, два одинаковых лица то сливались в одно, то снова расходились в стороны, словно отражения. У одного из них шевелились губы. У того, что справа. Тот, что слева, — Вит. Надо помнить. Вит молчал, улыбался только. А она что-то говорила, но слов не было слышно — все заглушал гул водопада.
Просто мечта. Красивые губы на красивом лице. Когда губы шевелятся — это тоже красиво. И — тишина. Ну если, конечно, не считать шума водопада. А что такое водопад? Почему он так шумит? Или это шумит в голове? В ушах?
А что такое уши?
Это так прекрасно, когда нет лишних слов.
Просто нет слов…
— Ты мне поможешь.
С большим трудом удалось сказать это так, чтобы не прозвучало просительно-вопросительно. И чтобы не дрогнул голос.
Понятно же, что не поможет.
Хорошо еще, если не развопится на весь поселок. Хотя сейчас — вряд ли. Сейчас он слишком не уверен. Система иерархии рухнула — она ведь сидела на одной ступеньке с местным Вожаком, Вожаком коренной, это делает ее выше не только Вита, но, пожалуй, любого из их родной своры. Кроме разве что Тарса. Но кто такой Таре — и кто такой Вит по сравнению с ним?! Нет, не будет он сейчас на нее кричать.
Но и поможет вряд ли.
Старое распределение ролей. Где он был выше — сломано, но новое пока еще не стало привычкой. Он будет обдумывать, тянуть время, пока не станет слишком поздно. Значит, придется самой.
У нее заныло под ребрами — она слишком хорошо помнила черный провал обрушивающейся вниз реки и нависшее над ним дерево. До веток было так далеко. Так безнадежно далеко. Она неплохо прыгала, но понимала — шансов нет.
Об этом нельзя думать!
Прыгать все равно придется. И она допрыгнет. Обязательно! Надо только как следует разбежаться. Вит сколько раз прыгал — и ничего! Значит, и она сможет. Все равно ведь нет другого способа, раз уж плавать не научилась, как последняя дура…
Она сбежала с высокого крыльца при первой же возможности, как только начались танцы. На первый танец Вожак хотел пригласить ее, но она покачала головой со смущенной улыбкой. И сказала, что слишком много съела сегодня и ей от танцев наверняка станет плохо. Вожак был не слишком-то доволен, но поделать ничего не мог. И ушел на центр Выгула — по традиции первые три танца открывал он, а потом уже народ начинал веселиться кто во что горазд.
Она выждала один танец и ушла в пересменке.
Чувство вины было настолько острым, что она боялась разрыдаться прямо там, на верхней ступеньке. Хотелось забиться в самый темный угол и как следует выплакаться. Хотелось убежать куда-то далеко- далеко, чтобы никогда не нашли. Хотелось разгрызть камень или сделать еще какую-нибудь глупость.
Уже к концу второго танца она поняла, что все укромные уголки в поселке заняты. И вообще, народу было как-то несообразно много! Видя столпотворение на Выгуле, она могла ожидать, что остальная территория просто вымерла, но как бы не так! Люди попадались на пути все время, словно специально выслеживали; знакомые и незнакомые, они все были страшно рады видеть ее, поздравить с победой. Обменяться хотя бы парой слов…
После четырнадцатого поздравления ее стало трясти так сильно, что пришлось сцепить руки за спиной. И просто молча улыбаться всем встречным, скаля удлинившиеся зубы, — говорить она больше не рисковала, опасаясь зарычать или взвыть. Сквот был слишком близко, ей с трудом удавалось удержаться на
