«Judenheisskreuz» — «антисемитский крест») говорят о том, что свастика как символ была для традиции понятием отвлеченным, посторонним, если не чужим. Сам Гитлер не любил называть это свастикой, для него это был Hakenkreuz, всего лишь «загнутый крест». По свидетельству Конрада Хайдена, биографа Адольфа Гитлера, символ свастики появился рядом с ним на первом публичном выступлении в 1921 году: «Новое красное знамя с черной свастикой в белом диске было развернуто в первый раз. Эффект был столь ошеломляющим, что даже сам Гитлер был приятно удивлен». Как он напишет позднее: «Гитлеру понравилась новизна и какая-то энергетика этого символа. «Это то, что надо для Нового Рейха», — сказал Гитлер». Надо добавить, что фюрер сделал древнейший символ еще «новее», перекосив на 45 градусов, поместив в круг на красном фоне. Конечно, ничего случайно с такими историческими последствиями не происходит. И конечно, Гитлер не был бесноватым дегенератом, это был человек огромной интуиции и с огромным даром германского «коллективного бессознательного», но он так и не осознал до конца (даже сам главный идеолог свастики Хаусхофер считал ее символом «грома и огня»), в чем суть «новизны» и, главное, какая именно «энергетика» в этом солярном символе. Эта энергетика дала ему бурное начало, но и привело к страшному концу. Свастика не могла быть, куда ее ни рисуй, орудием против Севера, она всегда по определению и ключ к нему, и самый прочный замок. Гитлер и Третий рейх были без сомнения воплощением самого тевтонского духа, духа и дела Deut-Тота, матрицей Атлантиды в Индоевропе, но свастика для них была троянским конем Севера. Ни Гитлер, ни Гиммлер, главные почитатели свастики, никогда не понимали, зачем и почему они это носят, отсюда бессознательное беспокойство, всякого рода судорожные попытки найти ответ, экспедиции в Тибет, на Кавказ, тибетские монахи в ставке в Берлине, разочарование и страх, запрет и гонение всех тайных орденов и даже астрологов. Принципиально, что свастика не была знаменем Нового Рейха, она была знаменем партии, партии «социализма», пусть и с приставкой «национал-», и главным хранителем знамени и самого символа был по должности и по сути Борман. Самая загадочная, даже мифическая, личность рейха, ни вокруг одного германского лидера нет столько мифов и легенд, существует даже такая, что он был советский агент, и важно, что эта легенда исходит от англоамериканской разведки. Никто не узнает, правда ли это, но это и не так важно, достаточно назвать его «агентом влияния Севера», или в данном историческом случае Востока, что одно и то же. Его фамилия тоже непростая деталь, «Бор- ман» это «человек Бора», то есть Борея, Севера и, главное, он несет линию «mann» в «ger-man» cкой расе, в противоположность «herr» — другим главным носителям знака: «Гитл-ер», «Гиммл-ер» и «Гер-инг». Есть свидетельство откровения Бормана после решения фюрера идти на Восток — «это конец Германии». Не секрет, что именно Борман был лидером партии сторонников войны с Англией и США, не секрет и вражда Бормана и Гимлера, лидера партии сепаратного мира с англосаксами. Борман преклонялся перед Бисмарком, который «сделал Германию», но который был убежден, что «Drang nach Osten» это ее погибель. И которому принадлежат слова, достойные германского гения: «У Германии нет врагов на Востоке, но они есть на Западе».

Но роль и место Бормана это частный вопрос, а вот роль и значение свастики во взлете и крахе нового германского рейха ключевая. Никто не может сказать, почему в самые решающие моменты самых решающих битв на Востоке Гитлер становился явно неадекватен и принимал явно иррациональные решения, которые приводили в смятение генералов и в конечном итоге — к военным катастрофам. Это из области иррационального, почему вдруг фюрер действительно становился «бесноватым», словно какая-то неведомая сила закрывала его разум, затемняла дух и отрезала источники интуиции. Хотя в начале войны, до русской кампании, Гитлер показал себя гениальным военачальником с действительно гениальной интуицией. Самые показательные и ключевые моменты «Drang nach Osten»: первоначально операция «Барбаросса» была утверждена на две недели раньше, но именно Гитлер вопреки мнению Генштаба настоял на дате 22 июня, то есть после летнего солнцеворота, уже в «темное время» года, разворота Солнца в ночь и время правосторонней свастики, время разрушения и самоочищения; уже через два месяца после взятия Смоленска перед вермахтом прямой и свободный путь на Москву, Сталин уже сам понимает, что город не отстоять, сибирские дивизии еще далеко, Жуков не успевает, начинается эвакуация столицы, но в решающий момент Гитлер вдруг останавливает наступление и решает брать Киев, чем приводит в замешательство всех генералов. Вермахт мог уже по инерции докатиться до Москвы, и фюрер практически своими (или не своими) руками сорвал взятие русской столицы, более того, он обескровил группу армий «Центр», перебрасывая лучшие части на Юг. Что-то двигает его на Волгу, и он убеждает генералов, что Сталинград важнее Москвы. Битва на Волге — это великая битва, но кроме великого героизма русского солдата в ней есть и нечто необъяснимое. В послевоенных мемуарах генералов вермахта красной нитью проходит главная мысль: по всем законам военной науки, по всем законам кшатриев, армия Паулюса не могла не взять Сталинград. Попытки объяснения сводятся к тому, что лишь бездарные и противоречащие друг другу приказы Гитлера, нерасторопность Генштаба, бездействие Паулюса привели 300 тысяч немецких рыцарей в котел, на очередное Ледовое побоище. В наших источниках все попроще, воля к победе и гений наших генералов. Но где была эта воля к победе, пока нас не загнали до священной Pa-Волги? А бездарность наших военачальников, не выигравших ни одно сражение до этого и сдавших пол-России, оправдывается лишь поговоркой «победителей не судят».

Сталинградская битва по продолжительности и ожесточенности боев, по количеству участвовавших людей и боевой техники превзошла на тот момент все сражения мировой истории. Сто тысяч квадратных километров, 2 миллиона человек, до 2 тысяч танков, более 2 тысяч самолетов. По результатам эта битва также превзошла все предшествовавшие в Новой истории. Под Сталинградом русские бились не просто с немцами, а уже с индоевропейцами, советские войска разгромили пять армий: две немецкие, две румынские и одну итальянскую. Враг потерял убитыми, ранеными, плененными более 800 тысяч солдат и офицеров[26]. Участники битвы вспоминали о необъяснимом внутреннем подъеме перед сражением и вообще о странной атмосфере вокруг, воздух, «эфир», был как бы наэлектризован, пахло «войной» и какой-то особенной энергией, «было уже не страшно умирать», как написал в своей книге участник битвы Н. Некрасов. А в войне, как известно, побеждает тот, кто не боится погибнуть. Надо добавить, что вся советская операция на Волге — Ра-Ранхе — шла под кодовым названием «Уран», древнегреческой кальке Ра. И еще один аспект «северно-гиперборейской атмосферы» всей русско- германской битвы проявился в природе, известно, что зимы 1941/42 и 1942/43 годов были самыми суровыми за все XX столетие. И не странно ли, что фюрер подвел (или опять же, его подвели) все главные свои наступательные операции на Восточном фронте под самые «русские морозы». Смоленск был взят ранней осенью, и по планам германского Генштаба взятие Москвы должно было быть завершено до начало холодов, но Гитлер остановил наступление, взял ничего не решающий Киев и только в декабре двинулся на Москву.

Одним из главных оправданий перед ставкой в провале наступления на Москву немецкие генералы совершенно серьезно и обстоятельно по-немецки, выставляли «русскую Зиму». У солдат в фуражках и полуботинках отмерзали уши с конечностями, танки не заводились, орудия заклинивало, в «Барбароссе» было предусмотрено, возможно, многое, но точно не валенки и не зимняя смазка для танков. Также Сталинградская битва началась в декабре и закончилась 2 февраля (начало древнерусской Масленицы, Сретенья — встречи Зари). Паулюс докладывает, что чуть ли не главными противниками армии являются «холод и голод», Геринг обещает Гитлеру по воздуху прорвать окружение и обеспечить армию всем необходимым. Но двигатели самолетов еле заводятся, и они еле долетают, полевые аэродромы не успевают очищать от непрерывного снега, в результате наступает не просто военная, а какая-то тотальная катастрофа. Это была настоящая «русская зима»! А что такое морозы? Это не просто низкие температуры, это прежде всего северо-восточные ветры, арктические антициклоны, дыхание, «Дух» Арктиды. И для кого- то он смертелен, воистину, «что русскому хорошо, немцу смерть».

Кадры сталинградской кинохроники — сдающихся стройными колонами немецких дивизий — одни из самых впечатляющих за всю войну. Худые, сгорбленные, грязные, обросшие и обмороженные германские кшатрии, обмотанные рваными тряпками ноги и головы «новых тевтонов», вызывают фантасмагорическое чувство смеси ненависти и жалости, особенно рядом с немецкими кадрами берлинских военных парадов, на которых «новые арийцы» в блестящих мундирах чеканят шаг. В немецких воспоминаниях о Сталинградском сражении знаковое место, кроме холода и голода, занимают ужасы мириадов вшей, буквально: «Невозможно было застегнуть пуговицы на рубашке». Кроме простых человеческих страданий в этом есть что-то сакрально-божественное, кармическое, для германских воинов, благородных кшатриев, это сродни

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату