городов, он точно не собирался. Что в любом случае означало смерть или рабство. Тогда, пять лет назад, многие ромеи также посчитали это за предательство и покинули город. Но он свято верил, что спас всех остальных. Сейчас дело было не в городе, а в его чести и чести его дочери. И обещание, данное им перед смертью той, которую он до сих пор любил, стоило гораздо дороже, чем любая клятва любому венценосному ублюдку. Он обещал жене, что их дочь будет счастливой и свободной.
– Я делаю то, что должен, – сказал он наконец. – Их всего двести человек. Это наемники. Я отдам им золото, и они уйдут. В конце концов, многие из вас, готов, считают Родериха узурпатором. Его смерть мало кого огорчит.
– Многие из нас, готов, считают, что это наше внутреннее дело, комит. И решать его должны мы. А не ромеи с берберами!
– Если б вы его решили раньше, мне бы не пришлось решать его за вас!
Хиндасвинт сплюнул.
– Я вернусь через месяц, – повторил комит. – У нас будет новый король. Надеюсь, он подтвердит мои полномочия наместника Септема. Тогда и поговорим.
На площадку башни вскарабкался посыльный.
– Комит! Они приближаются!
Факелы, десятки факелов были почти у самых ворот. В их неверном свете виднелась беспорядочная толпа всадников, завернутых с головы до ног в темные бурнусы.
– Воротной страже приготовиться! – крикнул Улиас, и командиры отделений на каждом этаже башни повторили по цепочке его слова вместе с эхом.
Из сгрудившихся по ту сторону рва берберов выделился один и подъехал к воротам. Поднял вверх голову в старом персидском шлеме с драным плюмажем.
– Я привел людей, комит! – крикнул Тарик. – Как и обещал! Двести лучших воинов! Они будут рады служить тебе!
Толпа берберов загудела, потрясая копьями.
Улиас медлил, разглядывая скрытые темнотой окрестности. Морские ворота выходили на широкий пустырь, поросший кустарником и тянущийся на добрый десяток лиг. Спрятаться здесь было крайне трудно. Но сегодня ночь стояла безлунная, сильный ветер гнал низкие облака, отбрасывая на мокрую после дневного дождя землю стремительно бегущие черные тени, и уже за сотню шагов ничего не было видно. Комит оглянулся на городские стены. Прибрежный квартал с гаванью, складами, лавками и тавернами был отделен от основного города высокой стеной с тремя башнями. Ворота из гавани в город были сейчас крепко заперты, на стенах и башнях горели костры, и стояла усиленная охрана. Большинство ратников были сейчас там, в городе. Сотню людей из собственной гвардии комит брал с собой в Иберию.
Наконец он махнул посыльному рукой.
Снизу донесся скрежет воротного механизма, открывающего путь в гавань.
– Ты не представляешь, комит, как долго я мечтал оказаться в твоей гавани, – сказал Тарик. – Но ведь вы, ромеи, нас сюда не пускали. Грязные берберы, поедатели навоза. У нас же нет ничего, кроме страшных баб и полудохлых лошадей, так?
Они ехали вдоль пришвартованных к каменным докам кораблей. На палубах некоторых из них уже блестели щиты комитской гвардии.
– Скоро у тебя будет достаточно денег на хороших коней и женщин.
Улиас остановился в самом конце гавани, где пристань превращалась в широкую площадь и упиралась в городскую стену. Две сотни берберов, не умеющих ни держать строй, ни подчиняться приказам, с гортанными криками рассыпались по пристани, задирая моряков и припозднившихся проституток.
– Держи своих людей в узде, Тарик, – буркнул Улиас. – Иначе у нас ничего не получится.
Бербер хмыкнул.
– Получится. У нас все получится. Деньги – это хорошо. Деньги мне нравятся. – И вдруг заорал: – Но мне мало денег!
Тусклый кривой клинок Тарика вылетел из ножен, и тут же ночной воздух разорвал общий берберский рев.
Ромей рядом с Улиасом слетел с коня в одно мгновение, пораженный копьем в незащищенное горло. Площадь моментально превратилась в бурлящий и орущий кошмар, озаренный мерцающим светом костров и факелов. Берберы носились взад-вперед, насаживая на копья, сбивая на землю всех, кто попадался на пути.
Улиас выхватил меч, осаживая испуганную лошадь.
– Держать строй! В линию! Немедленно!
Ромейская тяжелая кавалерия, полсотни человек, те, кто не успел погрузиться на корабли, ощетинилась мечами, стараясь держаться рядом. Нельзя было им позволять сбиваться в кучу, окруженную со всех сторон. В линию, только в линию, и отступать к стене, под защиту лучников. Берберы были гораздо слабее вооружены, но выигрывали в мобильности. И их было намного больше. Они носились вокруг, словно тени, и Улиас видел, как постепенно редеет его строй. Десятка два берберов уже валялись под ногами, издыхая, копошась в своих рваных грязных тряпках. Но их все равно было слишком много. Прижаться к стене и ждать, когда стрелы со стен очистят пристань, – это было единственной надеждой. Но враг был везде, он мешался с ромеями и тут же исчезал, как темный конный призрак. Комит понимал, что командиры стражи не будут стрелять, опасаясь уничтожить своих. Он услышал, как кто-то наверху, на городских башнях, приказывает открывать ворота и выводить войска, и заорал, чтобы этого не смели делать. Городом рисковать было нельзя.
Он нашел взглядом Тарика. Тот буйствовал у кораблей, носился вдоль доков, а его берберы закидывали дротиками ромейскую гвардию на палубах.
– Тарик! Зачем ты это делаешь, Тарик?! Тебе все равно не взять город!
Тарик услышал.
– Мне не нужен пока твой город, ромей! Мне нужна твоя гавань!
Он подгарцевал ближе, прикрываясь круглым щитом. Вокруг него с дикими воплями носились охранники.
– Ты мне предложил золото. Но моему народу нужен хлеб. Ему нечего есть в пустыне и горах!
– Тогда бери все, что найдешь на складах, и убирайся!
Тарик захохотал.
– Ты же не пророк Иса! Ты не сможешь накормить своими пятью хлебами всех нас! Нам нужна гавань! И нам нужны корабли!
И тогда Улиас наконец увидел то, что не сразу заметил в пылу сражения.
Далеко позади, по ту сторону пристани, в Морские ворота вливались новые толпы берберов. Их темная масса, не освещенная даже факелами, расползалась по гавани, вламывалась в дома, заполняла пришвартованные суда, бросив лошадей. Обезумевшие лошади без седоков срывались с места и носились вдоль доков, налетая на людей, падая, ломая ноги.
– Ты хотел дать золота двум сотням моих людей! – кричал Тарик. – Но есть еще тысячи! Им пришлось зайти без приглашения!
Натиск усилился, вокруг Улиаса падали кони, люди. Он едва успел спрыгнуть вниз, когда один из дротиков вонзился лошади в шею, и она стала заваливаться на бок. Потом долго бился, покрываясь своей и чужой кровью, не чувствуя боли, не ища смерти и не бегая от нее. Вокруг бесновалась черная толпа, и он рубил эту многоголовую дикую сволочь, пока меч не выбили из рук, не навалились кучей, прижимая к мокрым от крови камням пристани.
Перед собой он увидел рваные сапоги с дешевыми медными застежками.
– Видишь, ромей, не только ваш народ может похвастаться хитростью, – сказал Тарик, опускаясь перед ним на корточки. – Спрятать семь тысяч воинов вблизи твоих стен, да так, что никто их не заметил, это только мы можем. Мы же для вас дикари. Грязные. Вот и спрятались в грязи. А цивилизованные люди обычно в грязь не вглядываются.
Бербер поднялся.
– Тащите его на корабль. Он мне еще пригодится.
Связанный Хиндасвинт все еще сидел на верхней площадке дозорной башни,
