не заканчивалось. Почему сейчас она безоговорочно поверила? И кому поверила?
Самой себе, обретшей новую планету и с восторженностью первоклашки готовой начать новое летоисчисление.
Просто потрясающая балда!
Пока она посыпала голову пеплом, Илья совершенно овладел собой.
— Так что же? Кажется, ты хотела спросить у меня о чем-то.
— Я?
Она залпом допила молоко. Он молчал, выжидая.
— Спросить у вас? — уточнила еще раз Женя.
— У нас, у нас, — подтвердил Илья и уселся рядом с ней, наплевав на яичницу, яркое солнце и погожий денек, в который еще пять минут назад тянуло окунуться с головой.
Женя рассматривала собственные пальцы и старалась сохранять независимый вид. Она снова ничего не понимала в этой жизни. И очень боялась встретиться с ним глазами.
Он — та самая прямая, которая всегда будет идти другим путем.
Тогда почему она до сих пор сидит здесь, вместо того чтобы спрятаться во дворе, где полным-полно родственников, хорошенько забаррикадироваться и на безопасном расстоянии от него провести с самой собой воспитательную работу?!
Чтобы никаких иллюзий. Никакой надежды.
Параллельные прямые не пересекаются. Надо бы повторить это еще раз двести, вдруг поможет?
Илья заговорил, не выдержав ее смущенного сопения:
— Ты остановилась на том, что пыталась разрядить обстановку. Надо заметить, у тебя получилось не слишком хорошо.
Черт его знает, что он хотел этим сказать! А главное — какого ответа ожидал!
— Я пойду, ладно? Приятного аппетита. У двери она обернулась.
— Вы не против, если я останусь на пару дней? Мне очень неловко, но я не могу сейчас уехать. Ваша бабушка… Впрочем, я говорила уже об этом. Кроме вас, никто не возражает. Но ведь вы работаете… То есть, вы человек деловой, может, я вам помешаю или чем-то раздражать стану. Вы скажите сразу, пожалуйста. Честное слово, я постараюсь не попадаться вам на глаза и…
— Честное слово?! — вдруг психанул он и шарахнул кулаком по столу. — Да плевать я хотел на твое честное слово! Если ты еще хоть раз скажешь мне «вы», я тебя в ясли отведу, понятно?!
Женя испуганно отшатнулась.
— Понятно тебе? — остервенело переспросил он. Она кивнула, ни черта не соображая.
— Свободна! — рявкнул Илья и, отвернувшись, грохнул сковородку на плиту с такой силой, что с потолка посыпалась побелка.
Не жуя, он глотал пересоленный омлет и очень внимательно разглядывал стену напротив. Там, на стене, была известна каждая трещинка.
Может, лучше повернуть стул и в окно любоваться?!
Все-таки не часто ему выпадает такая возможность. Позавтракать в тишине, глядя во двор, где развлекается семья.
И чужая девица в придачу.
Он едва не набросился на нее. Ему хотелось, очень хотелось наброситься. Сграбастать одной рукой узкие загорелые плечи, другой вжаться в хрупкие позвонки и очутиться совсем рядом с ней. Так рядом, чтобы между ними ничего не было.
Нет. Как раз наоборот. Чтобы между ними оказалось все.
Это утро, и тысячи других. Прошлая ночь, и ее повторения. И то, чего еще не было, но что так отчетливо и неизгладимо представилось ему минуту назад.
Он некоторое время возил вилкой по тарелке, пока не обнаружил, что там пусто.
Заварил кофе, выпил с отвращением и налил себе молока.
С чего он так завелся, спрашивается?
Она ведь даже не в его вкусе. Илья хмыкнул, застигнутый врасплох этой мыслью. А кто в его вкусе? Рита? Или, может быть, бывшая жена? Та, которая от скуки стала бегать налево, да направо не стеснялась, и зигзагами научилась передвигаться. Чтобы и вашим, и нашим.
И, в общем-то, была права. Не с Ильей же ей в офисе сидеть или дома вышивать гладью. Справедливо.
Он это еще тогда понял, давно. Так что развод прошел, как принято выражаться, безболезненно. Но с последствиями. Эти самые последствия засели в печенках и оттуда управляли его жизнью. И ему это нравилось, черт побери! Потому что так легче, и не надо бояться и думать, как бы сказать, чтобы не обидеть, как бы поцеловать, чтобы с продолжением, как бы сохранить то, что успел завоевать, и при этом самому оставаться целым. Вернее, свободным.
Он вполне обжился в этой своей новой роли циника, скептика и бог еще знает кого.
И усилий особых не прикладывал, ни к чему усилия, если и так все внутри надежно заперто на тысячу замков, все окаменевшее — никакой штурм, никакой шторм не страшен. Ни длинные ноги, ни упругие груди, ни голубиное воркование, ни концептуальные беседы, ни смех, ни запах, ни звук шагов — ничто не имело значения.
Как-то он упустил из виду, что на свете может быть безмятежность улыбки и горячая сила взгляда блестящих малахитовых, бездонных и очень опасных глаз.
Броня крепка, и танки наши быстры? Вот и нет, не так уж крепка, не так уж быстры.
Девочка развлекалась, от нечего делать заигрывая со взрослым дядей. А потом решила, что лишку хватила. Как бы не того… как бы с дядей хлопот не вышло… Спохватилась, встрепенулась, даже испугалась. Он видел.
Он был взбешен.
И когда она заговорила с ним, как с полоумным, который маниакально оберегает свое жизненное пространство и абсолютно не умеет общаться с нормальными людьми, ему еще сильней захотелось сгрести ее в охапку. Быть может, чтобы доказать, что насчет общения он всегда запросто.
Но ее осторожный тон, ее почтительное «вы», ее взгляд, секунду назад еще жаркий, взбесили его боязливой учтивостью.
Ах, ах, трепетная лань, заигравшись, едва не угодила в лапы коварному охотнику.
Смешно, честное слово! Кого она из себя корчила, эта соплячка?
Он с ней переспит, вот и все. И нечего мудрить.
Глава 11
Уткнувшись в бумаги, Илья старательно делал вид, что больше ничто в этом мире его не волнует. Он даже окно хотел закрыть, но было слишком душно, а кондиционер, как назло, не работал. Чертовщина какая-то, в этом доме все постоянно ломалось.
Техника на грани фантастики, блин!
Злиться было нельзя. Никак нельзя. К тому же злиться на кондиционер бессмысленно. Лучше выйти во двор и вдоволь поорать. Например, на Геру. Она, наверняка, уже успела натворить дел, за которые полагается нагоняй.
Благородство из тебя так и хлещет, подумал Илья, маясь от собственных мыслей. Ничего не скажешь, сорвать дурное настроение на собаке очень даже удобно.
Ленивый ветерок прогуливался вдоль штор. Сбоку подсматривало в окно солнце. И день, день-то какой разгорался!
Тьфу! Сколько таких было и еще будет?! Хватит!
— Эй, а где валет? У тебя должен остаться валет! — ворвался в кабинет возмущенный вопль Марины.
Илья кривовато ухмыльнулся. Вот тебе и шахматы, пожалуйста.
— Какой еще валет?!
Он вздрогнул. Ее голос прозвучал совсем по-девчоночьи. Будто там, за окном собрались сыграть в картишки школьницы. И жулят потихоньку, как дети, и полыхают глазами, и косички торчат у них в разные стороны, и веснушки на личиках собираются в кучку, когда приходится морщиться от слишком яркого
