Он не знал, что в эти минуты она клянет себя последними словами. За глупые раздумья и еще более глупые мечты. Он не мог слышать, как она говорит самой себе, что жизнь продолжается, годы идут, ничего интересного не предвидится, что не каждый день ее приглашают на ужин, что выть на луну от одиночества — собачий удел, а никак не женщины ее возраста.
Каким-то образом он догадался, что отвечать на ее последний вопрос не стоит. Просто не надо, и все. Он старательно выдержал паузу, и Алене ничего не оставалось, как пообещать, что к шести часам она будет свободна, и он может заехать за ней прямо сюда, к лицею.
Вечером, в ресторане, выяснилось, что им есть о чем поговорить, кроме музыки и погоды. Так разговаривали они еще несколько месяцев, встречаясь почти каждый день. Балашов был уверен, что влюблен. И даже наличие Ташки его не смущало, наоборот, хотелось взять их обеих — и мать, и дочку — под свое крыло. Рядом с Аленой он будто становился сильней, несмотря на ее нежные подколки и снисходительность, изредка проскальзывавшую в голосе.
Ему нравилось смотреть, как она колдует на кухне, как уютно постукивает спицами, устроившись на диване у него под боком. С ней всегда можно было посоветоваться, и его рассказы о проблемах на работе — каждый раз новых! — она выслушивала внимательно и терпеливо. Нет, в рот не смотрела, но было заметно, что ей все это важно. И он верил, что так будет всегда.
А потом — куда все это делось?!
Она по-прежнему ласкова и заботлива, но он… У него появились совсем другие интересы. Теперь, когда до мечты можно было дотянуться рукой, его перестала занимать реальность. Ему было скучно, и привычный быт, и вкусный ужин, сервированный по всем правилам, и плавные, спокойные движения жены, и ее рассказы о школе раздражали его невероятно.
Даже странно, что он сдержался и не наорал на нее — как случалось не раз в эти дни! — когда она позвонила ночью на мобильный.
Из-за этого чертова звонка он еще долго не мог прийти в себя, в кромешной тьме налил воды в стакан, хотел выпить залпом, но зубы стучали о стекло, и горло перехватывало. Он с отвращением вылил воду в кадушку с пальмой и снова уселся в кресло. Главное теперь — не упустить момент, когда станут стягиваться на работу первые ранние пташки. Активисты, так их и растак! Он должен влиться в толпу, и ничем не выдать себя, а это сложно — после сегодняшней ночи ему будет в тысячу раз сложней изображать невозмутимость, он это четко осознавал.
И был готов. Вот только пальцы время от времени снова начинали трястись.
В ожидании Терехина — зачем он его ждал?! — Кирилл сосредоточенно грыз «паркер» и просматривал документы на подпись.
В этом вопросе он тоже не доверял никому, и никогда не оставлял автограф просто так, с кондачка. Читал, конечно, по диагонали, и это было особое искусство, помогавшее экономить время.
— Могут, когда хотят, — пробормотал Кирилл тоном ворчливого деда, поучающего внуков правильно надевать портянки.
И, сунув документы под мышку, а «паркер» за ухо, полез в сейф за печатью.
Ее там не оказалось. Папки с «важняком» лежали на месте. Золотые запонки — подарок сестры — валялись там же. Бутылка коллекционного вина загадочно подмигивала из глубины сейфа. А печати не было.
Он отложил бумаги и порылся еще немного, на всякий случай.
— Ну вот, пожалуйста! — протянул Кирилл, почему-то изобличающе ткнув «паркером» в сторону Ольгиной фотографии. — Полюбуйся-ка!
Сестра глядела со снимка, прищурившись, будто оценивала размеры бедствия. Кирилл улыбнулся. Ольга всегда приводила его в хорошее настроение.
— Ну, это же просто безалаберность какая-то, — растерянно пожаловался он и выдвинул по очереди все ящики стола.
Печать лежала в третьем снизу. Или в четвертом сверху, как хотите.
Он посмотрел на нее и задумчиво почесал ручкой за ухом.
— Я разве сюда ее клал? — спросил Кирилл у фотографии сестры.
И ответил сам себе задумчиво:
— Я ее туда даже не ложил…
Или что? Склероз нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждешь? Маразм крепчал, деревья гнулись?
И тут Кирилл вспомнил. Он вообще вчера печать со стола не убирал. Закрутился, завертелся и… забыл. Кто-то принес документы на подпись, а потом с этим кем-то Кирилл пошел к юристам, чтобы уточнить нечто безотлагательное. А печать осталась лежать на столе.
Кажется, все так и было.
Потом, наверное, он смахнул ее в ящик да и опять… забыл.
Значит, все-таки склероз.
— А я ведь еще молодой, — подмигнул Кирилл фотографии, — с девицами знакомлюсь, Камасутру осваиваю, на мотоциклах разъезжаю…
Его монолог был прерван телефонным звонком. Звонила та, которой секунду назад Кирилл признавался в юношеских забавах.
— У тебя проблемы? Хочешь об этом поговорить? — вместо приветствия бодро осведомилась Ольга.
Она каждый раз придумывала что-нибудь новенькое. То выкрикивала в трубку «Кир! Поехали в Каир!», то гнусавым голосом сообщала, что он выиграл суперприз в игре «Поле чудес» и этот приз прибудет самостоятельно поездом «Сура», так что «в понедельник встречай».
— Оль, здорово, что ты позвонила…
— Брат мой, как ты себя ощущаешь в энтом мире? — прокряхтела она голосом умудренной опытом и убеленной сединами бабушки.
— Ты представляешь, я сейчас обнаружил, что старею, — признался Кирилл, — память служить отказывается! Да и ноги… того… ломят. От мотоцикла, что ли…
— А хвост еще не отвалился?
— Чего?
— Ничего, — хмыкнула Ольга, — а какой-такой мотоцикл? Ты что, стал экстремалом? Хотя, погоди, давай все в подробностях при встрече.
Он спохватился вдруг:
— А ты что, уже в Москве? Как показ-то прошел?
— Он не прошел. Он состоялся! — поправила она притворно обиженным тоном.
— Ну, здорово! — обрадовался Кирилл и тут же опечалился: — А я, блин, зашиваюсь, смогу выбраться только через неделю, не раньше. Ты никуда не уедешь?
На том конце провода хихикнули.
— Еще как уеду!
— Олька! Ну, ты чего? — немедленно взвился Кирилл, судорожно прикидывая, не сможет ли он на неделе освободиться. Получалось, что никак не сможет. Если только передать бразды правления Машеньке. Остальные все равно ни черта делать не умеют. Или прикидываются, что не умеют.
Он разозлился и потянулся за сигаретой.
— Алле, братец Иванушка, ты еще тут? Или там? Где ты?
— Я по уши в дерьме, — огрызнулся он, мусоля в зубах фильтр.
Ольга поняла, что он переживает. Причем сильно. Они и так уже не виделись месяца три. И оба скучают.
— Ну, могу я отдохнуть, в конце концов? — капризно промурлыкала она, решив еще немного потянуть время.
Она любила крайности во всем. Чтобы сначала все плохо, а потом разом — большой шмоток счастья.
— На Багамы собралась что ли? — усмехнулся Кирилл. — Со своим этим… Витей?
— Ага. С Димой.
