погребе? И кто его спрятал?
Учитель ответил:
— А это выяснится, когда вы найдете бывших пионеров. Я полагаю, что дневник спрятали в погребе во время войны, когда немцы оккупировали Эстонию. Я уверен, что тот, кто вел дневник, просто не осмелился держать его дома и принес сюда, в самое надежное место. Ведь волк возле своего гнезда не разбойничает.
— Как это — возле своего гнезда?.. — спросил Олав.
— Вы ведь знаете, что с сорок второго года в школьном здании размещался немецкий военный госпиталь — в нашем понятии — больница.
— Я об этом и не слыхал! — изумился Мадис.
Учитель с удивлением посмотрел на него и на всех нас, покачал головой и сказал:
— Тогда вы небось не знаете и того, что когда гитлеровцы отступали, они заминировали всю школу, даже швейная машина была минирована!
— Как в детективном фильме! — восхитился Мадис. — Неужели вы во время войны были разведчиком, что все так точно знаете?
Учитель засмеялся:
— Хотя и я жутко старый, как сказал про своего отца Олав, но во время войны меня еще на свете не было. Просто я вчера осмотрел ваш школьный краеведческий музей, там ведь собрана вся история вашей школы. Ученики сами расспрашивали людей постарше и все аккуратно записывали.
— Это я давно заметил, что все интересное придумано и сделано еще до нас! — Мадис огорченно махнул рукой. — Я-то думал, что уголок краеведения в школе — это просто так, ради моды, что ли… Ну всякие спицы и цепы развешаны по стенам, но ведь ими больше не пользуются. А в те альбомы я и вовсе никогда не заглядывал…
— Насколько я успел заметить, в школьном музее краеведения нет никаких материалов о первых пионерах Майметса, стало быть, и тебе, Мадис, оставлено интересное дело, — усмехнулся учитель.
Труута спросила расстроенно:
— А искать сокровища мы, значит, теперь больше не будем? Нашли бумаги, и пусть следующие поколения занимаются золотом, серебром и хрусталем?
— Отчего же! — сказал учитель. — Вот приведем погреб в порядок и…
— Но эта бумага… Разве там нет какой-нибудь стрелки или еще какого-нибудь намека не дано? — спросила я.
— Ах, черт знает, кто обронил эту бумагу, — учитель махнул рукой. — По-моему, уже само существование такого погреба — счастье! Теперь реставрируют всевозможные старые дома, даже самые убогие, а у нас есть совершенно неиспользуемый погреб, булыжником выложенный. Да ведь сюда можно перевести хотя бы тот же музей краеведения.
— Здесь можно устроить школьное кафе! — предложила Труута.
— Помещение для гимнастики надо бы, долго ли мы еще в актовом зале будем баловаться? — заметил Эльмо.
— Шутники! — усмехнулся Мадис. — Кроме как хранить мороженое, погреб ни на что не годится! Отопления же в нем нет!
— Мы с директором это уже обсуждали, — сказал учитель. — С помощью совхоза мы что-нибудь придумаем. А на сегодня, пожалуй, достаточно. Скоро уже два часа, ваши матери, должно быть, беспокоятся.
— Ох ты! — испугался Мадис. — Оль, нам придется поспешить! Умоемся и рванем на автобус!
— А завтра опять приходить? — спросил Олав.
— Явка добровольная, — улыбнулся учитель. — Кто хочет работать и не гонится за большими сокровищами, с теми завтра продолжим! До свидания!
9
Я шла домой, и на сердце у меня было опять тяжело. Уж если человек не может жить так, чтобы на душе у него вообще не было забот, то пусть уж было бы не больше одной кряду. У меня и так хватает беспокойства из-за мамы, а тут еще!.. Дома я заперла за собой дверь на ключ и наконец посмотрела, действительно ли это пропавший бумажник Мадиса. Да, сомнений не было. Надорванная застежка-молния, сто двадцать рублей семьдесят шесть копеек, надпись: «МАМЫ КАШЕЛЕК». Мы с Олавом вообще-то довольно искусно подделали бумажник, только одного мы не сумели — повторить детскую ошибку. Потому-то Мадис так быстро нас разоблачил!
Но что же теперь-то делать? Пойти к Тынису и приказать ему вернуть бумажник Мадису? Ведь это же совершенно бесспорно, что именно Тынис стащил бумажник. Вчера он долго пытался выбраться из ямы, и, наверное, тогда-то бумажник выпал у него из кармана. Но Мадис и без того Тыниса не переносит, а что же будет еще тогда, когда выяснится, что он-то и есть главный виновник? Вдруг еще Мадис так рассвирепеет, что убьет его?
Но… но, может быть, Тынис и не стащил (мне никак не хотелось употреблять слово «украл»), может, он просто нашел бумажник, но не успел отдать его Мадису? Может быть, он сейчас лежит больной в постели, слабенький, какой он и есть, простыл вчера, и теперь у него насморк и температура… Лежит одинокий в постели, потому что тетя его до вечера выдает в школе учебники… Лежит, и у него душа болит за Мадиса… Откуда ему знать о нашей вчерашней складчине или о моей сегодняшней находке.
Мне случалось с мамой несколько раз ходить к учительнице Тали, и хотя она тогда открывала нам дверь, теперь возникло жутковатое чувство при мысли, что вдруг тетя Тыниса уже дома и может открыть мне дверь и спросить, зачем мне нужен Тынис. Поэтому я обрадовалась, встретив возвращавшуюся из магазина Тийну. С Тийной хорошо, она не любопытная и не любит пустых сплетен, ее я осмелилась позвать с собой к Тынису.
— Будь миленькая, пойдем со мной! Мы там недолго, мне надо только отдать ему одну вещь. Одной так неловко идти, вдруг еще навстречу выйдет Тали и удивится, — упрашивала я Тийну, и она согласилась зайти на минуту к Тынису.
Он сам открыл дверь. Ничуть он не был болен.
— Ты по делу или как?
— У Мадиса, пожалуй, было бы к тебе дело, — сказала я, давая ему понять.
— С Мадисом у меня нет никаких дел. — Тынис пожал плечами.
Это лишило меня дара речи. Я молча достала из полиэтиленовой сумки бумажник и показала его Тынису. Он уставился на бумажник и, похоже, в свою очередь онемел. Тогда я спросила:
— Небось тебе это знакомо? Не следовало бы тебе вернуть это Мадису?
— Ах так! — Тынис усмехнулся. — Стало быть, это ты и есть столь ловкая карманщица? Так вытащить из кармана… Здорово! А теперь хочешь сделать меня козлом отпущения, да?
Тийна, наверное, не поняла ничего, кроме того, что Тынис несправедлив ко мне, и крикнула:
— Все ты врешь! Пилле — честная девочка!
— Ку-ку! Золушку приемный отец тоже выпустил погулять? — насмехался Тынис. — А сам небось вместе с отцом Мадиса справляет где-то праздник?
Тийна посмотрела на него, потом на меня, сделала странную гримасу и убежала. Конечно, я была единственной, кому она доверила свою тайну про приемного отца, так что нетрудно было догадаться, кто выболтал это Тынису.
— Ты жуткий подлец!
Он усмехнулся:
— Я же предупредил тебя, что у меня мерзкий характер! Так что, если не веришь людям старше и умнее тебя, сама и страдай! — И он захлопнул дверь перед моим носом.
Хорошо сделал, что захлопнул, а то я бы в него вцепилась.
Я сбежала по лестнице вниз и перед домом огляделась по сторонам, но Тийны нигде видно не было.
