Половина собаки

— Что, что?

— Ну, кого Пилле любит! — сообщила она таинственно.

— Ах, девчоночьи выдумки! — бросил я, и тут, черт возьми, пластинка кончилась.

Учительница Маазик подошла к граммофону и объявила:

— А теперь пора кончать. Хорошенького понемножку!

— Мы еще и не потанцевали!

— Учительница!..

— Еще немножечко!

Классная руководительница сказала с улыбкой:

— Вас бы следовало однажды проучить хорошенько за то, что полвечера сидите по углам, как прикованные, а когда вечер кончается, тогда только начинаете танцевать!

— Учительница, ну еще хоть два танца!

— Пожа-а-алуйста!

— Будьте человеком! — пошел Эльмо ва-банк.

Продолжая улыбаться, учительница спросила:

— Ну, какой танец хотите?

— Вальс! — крикнул я.

— Вальс! — собезьянничала Труута.

Пилле бросила быстрый взгляд в нашу сторону и тоже протянула жалобным голосом:

— По-жа-а-луйста, ва-альс!

Вот дурачки-то! Я ведь просил вальс только для того, чтобы Труута смогла закончить честь по чести свой донос, но зачем им-то, всем другим, обрекать себя на муки?

— На чем это мы остановились? — спросил я абсолютно безразличным тоном, когда в очередной раз почувствовал туфли Трууты под подметками своих ботинок.

— На моих туфлях, кажется? — сказала Труута.

До чего же хитра!

— Да, кажется, на твоих испанских туфлях, — вроде бы согласился я. Интересно, испанские туфли меньше югославских? Могли бы и быть…

— Да нет же! — вдруг развеселилась Труута. — Мы остановились на любовной истории Пилле.

Ну и ну! Похоже, переходя в пятый класс, начнем праздновать свадьбы…

— Хм!

— Дело было так: Лейли где-то слыхала, как можно выведать у девчонок душевные тайны…

Я подумал: «Ну, об этом я тоже мог бы кое-кому рассказать. Стоит похвалить туфельки — и тайны будут сразу же как на ладони!»

— Правда? — спросил я.

— Ей богу! Честное пионерское! — воскликнула Труута. — Это делается так: привязываешь ей нитку к большому пальцу ноги…

— Кому — Лейли или Пилле?

— Ах! До чего же ты туго соображаешь! — рассердилась Труута. — Просто любой спящей девчонке, ну! Привязываешь нитку к большому пальцу ноги и даешь понюхать какую-нибудь жидкость с хорошим запахом.

— Например, рыбий жир или бензин! — не удержался я, и Труута сразу же нахмурилась. Ну вот, как бы не пришлось заказывать еще один вальс… Но к счастью, ей так хотелось поделиться со мной тайной, что она не очень рассердилась и продолжала:

— Когда и то и другое сделано, тогда просто дерни за нитку и спроси у девчонки о чем хочешь — ответит совершенно честно и не уклоняясь!

— У тебя есть нитка? Попробуем сразу же на тебе?

— Балда! Это же надо делать, когда девчонка спит! Помнишь, в прошлую субботу мы совершили поход в Ярвеотса и спали там в палатках? Вот там-то мы и проделали опыт с Пилле. У меня были с собой духи, тетя Марлеэн мне подарила, заграничные, называются «Быть может». Духи — во! Полный отпад! Мы с Майе и Лейли дождались, пока Пилле уснула, и затем провели опыт.

— Что же вы спрашивали?

— Ах! Всякую всячину! Вроде того, что жадная ли она, считает ли она себя красавицей, ну и все такое… Сначала она сопротивлялась, трясла головой просто так, потом забормотала: «Да, да, сейчас!» Фантастика! Мы чуть не обхохотались.

Мне стало по-настоящему жаль Пилле: эти три трепачки с их отпадными духами колдуют над девчонкой, как ведьмы, да еще дергают за палец.

И тогда спросили: «Кого ты любишь?» Пилле что-то пробормотала, нам показалось сперва, что «Валду!», но потом мы поняли, что она протянула почти совершенно отчетливо: «Ма-а-ди-са-а!» Мы все слыхали, особенно Майе.

— «Почти совершенно отчетливо» — как это?

Труута хмыкнула:

— Конечно, тебе нелегко это слушать, мы ведь помним, как ты тащил Пилле на себе во время игры в ориентирование… Но сердечные дела — это сердечные дела!

— Иди ты со своими сердечными делами!..

То, что я так сказал Трууте и бросил ее посреди зала, хотя танец еще не кончился, было, конечно, невежливо, но какая же она все-таки противная. Впрочем, через несколько секунд танец все равно кончился, так что ей почти не пришлось торчать одной посреди зала. Я бы тогда сразу пошел домой, если бы мне не потребовалось еще договориться с Мадисом, чтобы он пришел ко мне и помог чинить велосипед. Мадис — человек разумный, быстро забывает девчонские подначки, но вот Пилле… Кто бы мог подумать! Пилле — умная, нормальная и хорошо выглядящая Пилле — спросила:

— Ну, Труута превратила тебя уже в дрессированного паркетного льва?

Я попытался ей объяснить, о чем говорила Труута, хотел сказать, как мало для меня значит такая болтовня, но Пилле обиженно засмеялась деланным смехом и повернулась ко мне спиной.

Вот и говори с этими девчонками! После этого все нынешнее лето Пилле даже в мою сторону не смотрела, словно я был виноват в той истории с духами «Быть может». А ведь мы как-никак соседи по дому, можно было бы иной раз и словечком перемолвиться. Когда наш класс ходил пропалывать совхозную брюкву, Пилле нарочно взяла себе участок самый дальний от моего. Ну, а я тогда, чтобы ее позлить, сунул лягушку за воротник Лейли. Скосив глаза, я видел, как Пилле от зависти побледнела, но так ей и надо. С парнями всегда наполовину легче — сразу ясно, кто и почему твой враг, а кто друг. И хотя случается иногда выяснять между собой отношения, у парней злопамятность больше двух дней не держится…

Я подумал: «Если сидеть тут станет совсем невмоготу, может, пойти с Леди к Мадису? Но поди знай, в каком состоянии именно сейчас отец Мадиса… А главное, мой отец знает, что я дружу с Мадисом, и слишком хорошо знает, где он живет, а может быть, он уже там вместе с Каупо, и они требуют, чтобы им сказали, где я, а особенно — Леди. Уж лучше постараемся потерпеть тут…»

5

Где-то далеко хлопнула дверь, и Леди, поднявшись, села. Хорошо, что не залаяла!

— Даун!

Леди послушно легла.

— Молчи! — скомандовал я, хотя такой команды среди известных Леди слов нету.

Ей говорят «тубо», если что-то запрещают, «даун», если велят лечь, и «билль», если собаке надо бежать вперед или взять что-нибудь у человека. Леди может часами сидеть перед аппетитным куском мяса, если ей сказали на этот счет «тубо», и из уголков рта ее