Если провести здесь сравнение, то можно увидеть, что и в прошлом, и в настоящем — всегда молодые люди озабочены своим будущим, будущим своего народа.
Для читателей настоящего издания надо, пожалуй, объяснить вот что.
Эстонская дружина старшеклассников, в которую попадает во время своего четырехдневного путешествия Маарья с подругами и тетушкой, была в 60-е годы сравнительно новым явлением. Теперь стало привычным, что отряды дружины — десятки тысяч школьников — трудятся летом в колхозах и совхозах, участвуют в городском благоустройстве и озеленении, помогают на реставрационных и строительных работах.
Русскому читателю может показаться странным, что ученики обращаются к учителям не по имени- отчеству, а по фамилии, например: 'учительница Меэритс!', или даже 'товарищ учительница', или просто «учительница». Но для нас такое обращение не кажется официальным. В зависимости от характера отношений, эстонцы обращаются к собеседнику, называя его по имени или по фамилии, или только по должности.
В повести Мярт заканчивает одиннадцатый класс, хотя действие ее происходит задолго до нынешней реформы школы. Дело в том, что обучение в школах на эстонском языке и раньше было одиннадцатилетним.
В эпизоде со стенгазетой упомянут щит, на котором она вывешивается. Это тоже традиция. Во всех школах республики, в городах и сельской местности, для стенгазеты имеется специальный большой планшет (стенд), обтянутый материей, на которую булавками крепятся листки с заметками и рисунками. Их легко менять.
Вероятно, читатели заметят и еще какие-то детали, которые разнятся с деталями школьной жизни за пределами республики. Но я пояснила только то, что кажется мне существенным.
В заключение хочу упомянуть об одном удивительном случае.
В Тартуском государственном университете есть своя газета-многотиражка, весьма популярная не только среди студентов, ибо в ней бывают подчас очень интересные публикации. Давно закончив университет и живя в Таллине, я довольно регулярно читаю университетскую газету. И однажды, года через два после выхода в свет 'Четырех дней Маарьи', я вдруг прочла там статью, подписанную студенткой факультета журналистики Маарьей Пярл. Сначала я подумала, что кто-то просто использовал имя и фамилию моей героини в качестве псевдонима, но потом выяснилось, что такая девушка существует на самом деле. И мне было ужасно неловко: ведь кое-кто мог подумать, что она и есть та самая Маарья Пярл из моей повести.
С тех пор я на каждой встрече с читателями считаю необходимым подчеркнуть, что все имена и фамилии действующих лиц мною выдуманы, и любое совпадение с реально существующими людьми — чистая случайность.
Вот так ответила на вопросы ребят Леэло Тунгал. Но если, прочитав повесть, вам захочется еще о чем-то спросить писательницу или поделиться своими мыслями о книге, сделать это можно будет письмом в адрес издательства: 125047, Москва, ул. Горького, 43. Дом детской книги.
ГЛАВА 1
Я видела и слышала, как длинный ядовито-яркий стебелек с шорохом высунулся из земли, словно зеленый язык. Казалось, будто какое-то подземное существо захотело лизнуть весенний городской воздух. Алчный зеленый язычок-стебелек не втянулся обратно в землю, он трепетал под порывами ветра, и я ощутила, как он пахнет. Я видела, как из земли высунулось бесчисленное множество таких же влажных, свежих побегов. 'Пырей! Ишь, сорняк!' — подумала я. Если бы он рос у меня дома, в деревне, на грядке в саду, сейчас как раз следовало ухватить его за чуприну и выдернуть. Корни-щупальца пырея коварно расползаются вширь и вглубь по всему огороду — скорее докопаешься до центра земного шара, чем выроешь все корни этого сорняка. Но я-то помнила, что нахожусь в городе, в школьном парке, и здесь можно даже пыреем любоваться. Он ведь и красив.
Я смотрела на четыре вырытые в земле ямки. Наперед было известно, что сейчас произойдет: четверо абитуриентов опустят в них саженцы. Мярт все-таки сажает можжевельник! Не пожелал прислушаться к моим словам! Что бы я ему ни говорила, с него как с гуся вода. Я снова крикнула: 'Мярт, возьми дуб!' Мярт не соизволил даже оглянуться, зато на меня уставились все, начиная с младенцев- первоклассников и кончая учителями, словно я крикнула: 'Обожаю свиной жир!' — или что-нибудь вроде этого. Почувствовала, как меня бросило в жар. Конечно, ведь миг-то торжественный: деревья сажают лучшие выпускники. И тем более Мярт Кадак[1] не смеет сажать можжевельник! Пусть ему нравится игра слов и пусть он объясняет свой выбор тем, что можжевельник лучше всего символизирует взаимоотношения в их классе, но это растение требует к себе самого серьезного отношения. Чтобы можжевельник прижился на новом месте, нужно точно помнить, как располагались его корни там, откуда его выкопали. При пересадке те корни, что были с северной стороны, должны быть опять обращены к северу, а те, что были с южной, — к югу. Слыхал ли Мярт об этом? Вряд ли! Ведь он городской парень. Хорошо еще, если не сунет можжевельник в ямку корнями вверх! Но Мярт не слушает меня.
Когда я была маленькой, однажды похоронила задушенного нашей кошкой птенца рябчика и посадила на птичьей могилке маленький можжевельник. Мне казалось, что он очень похож на вечнозеленую тую, которую обычно сажают на кладбищах. Но можжевельник не прижился. Через неделю он сделался коричнево-ржавым, а после первого же дождя покосился. Что с того, что я поливала его и даже подкармливала искусственными удобрениями? Отец смеялся над моими хлопотами. 'Запомни: можжевельник растет хоть между камнями, но только там, где сам захочет', — сказал он.
'Дурень!' — крикнула я Мярту.
Снова целая туча осуждающих взглядов.
Все это вроде бы уже было когда-то, однако сейчас меня охватило гнетуще-грустное чувство. Меэритс, наша классная руководительница, приблизилась ко мне, пылая от негодования, и сказала: 'Тр-р-р-р!'
'Что? Простите…'
Тр-р-р-р-р-р-р-р-р-р!
Будильник! Старая жестяная глотка! Сколько умных мыслей он безжалостно не дал мне додумать, как часто вырывал меня из прекрасных мест и захватывающих событий. Что для него полет над землей, или укрощение дикого скакуна в бескрайней степи, или обследование на дне моря затонувшего корабля? Тр-р- р-р-ррр! — верещит будильник жестяным голосом, и все обрывается, а потом — сколько ни старайся — обратно в тот же сон не вернешься. Приходится довольствоваться пожелтевшей трещиной на потолке, бледно-зелеными, словно карикатура на лес, обоями, сытным запахом пищи и докучливой тетушкиной утренней шуткой: 'Доброе утро, я ходила в дубовый лесочек, принесла теплого хлебушка кусочек'. Но так тетя шутит лишь тогда, когда у нее хорошее настроение, если она не видела во сне красивого мертвеца (к перемене погоды) или маленького ребенка (грустная весть). Если же тетя в дурном расположении духа, она, разбудив меня, говорит вот что: во-первых, я лентяйка ('Тетя, дай поспать еще минуточку!'), во-вторых, злая и грубая ('Оставь, в конце концов меня хоть разок в покое!'), в-третьих, толстокожая ('Хм!'), затем еще — слабонервная ('Господи, будет когда-нибудь в этом доме покой моим нервам!'), лгунья ('У меня же глаза открыты!') и т. д. и т. п.
Чувствую себя почти героиней: на протяжении целого учебного года каждое утро я играла в этом спектакле главную роль и все же успевала в школу вовремя. Впрочем, я и сама о себе не лучшего мнения: стану ли я вообще человеком, если всю жизнь утренний сон будет для меня так сладок? Будильник протарахтел, но тети в комнате не было, и я могла немножко поразмышлять, лежа в постели. О Мярте и можжевельнике. В этом сне не было ничего особенного, обыкновенный критический реализм, который
