- Два билета! — сказала я дискантом, будто старуха могла узнать нас по голосам. 'Но куда?' — подумала я в испуге, и кассирша тотчас же задала этот вопрос.
- В Тарту, — сказала Стийна у меня за спиной.
- Думаешь, поедем в Тарту? — спросила я на перроне, когда билеты были уже в кармане.
- А куда же еще?
- Но…
- Я уже много раз туда ездила.
- Да, но…
- Там есть один человек. Чудесный парень.
Стийна сказала это с таким благоговением, что мне почудилось, будто весь город выстроен вокруг одного чудесного парня — он стоит посреди Тарту и любезно принимает знаки внимания. Ну что же, поедем и мы, засвидетельствуем свое почтение!
ГЛАВА 10
В поезде я попыталась выяснить у Стийны что-нибудь про ее таинственного человека, но она была по-прежнему несловоохотливой. Сначала я была ошарашена и даже немного обижена тем, что от меня до сих пор держали в тайне такую важную вещь. Но потом подумала: ведь я тоже не открывала Стийне, что у меня на сердце. Правда, иногда рассказывала про школьные дела, но о Мярте не очень-то говорила — только лишь иногда о том, что мы с ним ходили в кино или на Вышгород или что Мярт знает и рассказывает кое-какие интересные истории. Мне казалось, Стийна и сама понимает: ее присутствие в моей жизни важнее посвящения в мои сердечные тайны.
Конечно, нам со Стийной было не свойственно шептаться на переменах: 'Знаешь, я познакомилась с одним парнем!' — хотя, по-моему, вообще-то это свойственно девчонкам. Например, Маарике из нашего класса. Все уже привыкли, что она каждую неделю исповедовалась нам: 'Ох, девочки, если бы вы только знали, какого парня я встретила! Лембит Ульфсак[10] по сравнению с ним — урод. Аполлон!' Однажды Маарика встретила Магомаева, но блондина, в другой раз — рыжего Дина Рида. Но роковым для нее оказался чернобородый двойник Георга Отса, который работал водителем автобуса № 40 на линии Центр — Пельгулинн. Маарика каждое утро ездила в школу этим маршрутом и могла любоваться отражением в автобусном зеркале голубых ('Как майское небо!') глаз чернобородого псевдо-Отса. Ежеутренне, перед началом уроков, весь класс узнавал, как вел себя сегодня герой Маарики: улыбнулся, или смотрел хмуро, или скучающе глядел вдаль. Но вскоре псевдо-Отс исчез, видимо, перешел куда-то на другую работу. Тогда Маарика нарисовала десяток портретов (изображение напоминало одновременно филина и козла) и раздала их девочкам, живущим в разных районах города — так она надеялась напасть на след этого красавца. Мне тоже выпала честь носить один из них в кармане.
Обязанности частного детектива для Маарики никто из нас всерьез исполнять не собирался. Зато появилась возможность вышучивать Маарику. Май-Лийз объявила ей, что видела голубоглазого на задворках автовокзала копающимся в мусорном ящике. Тийю-большая утверждала, что видела его выходящим из ЗАГСа с блондинкой невестой. Я полагала, что если такое чудовище, каким нарисовала его Маарика, встречу в пустынном месте, залезу со страху на дерево…
Нет, какими бы мы со Стийной ни были, но такая игра была не для нас. Теперь я была даже довольна, что мы оставили в придорожном откосе шариковую ручку с клятвой.
Видимо почувствовав, что я обиделась и потому так долго молчу, Стийна решила объяснить, кто этот ее тартуский знакомый. Оказалось, 'чудесный парень' пишет стихи. Удивительные, трудно воспринимаемые, необычные… Они познакомились на вечере молодых авторов, где все показывали свои вещи.
- Какие вещи? — не поняла я.
- Ну, стихотворения. — Стийна усмехнулась: — Понимаешь, теперь никто из пишущих людей не называет стихи стихами. Среди молодых принято говорить «вещи». Этого парня зовут Раулем, и его стихотворения совершенно особенные. Не каждый может их понять, да и не должен.
Стийна помнила наизусть только одно стихотворение Рауля. Я, видимо, относилась к числу тех, кто не может, да и не должен понимать такое. Мне нравится, когда стихотворение напоминает песню и когда в нем есть что-то умное и красивое. Стийна читала медленно, заунывным, однотонным голосом:
Я сказала Стийне, что, по-моему, ее собственные стихи лучше, Стийне мой комплимент не понравился.
- Я еще только начинаю и, может быть, никогда не достигну уровня Рауля! — возразила она.
Мне хотелось ответить, что, по-моему, так выть на луну может каждый. Особенно любят заниматься этим собаки, когда их хозяев нет дома. Но сочла за лучшее помолчать, потому что если Стийна уж заберет что-нибудь в голову, то спорить с нею бессмысленно. Вместо этого я тут же сочинила подобное лунное стенание, жаль только, что не насмелилась записать его на глазах у Стийны. «Вещь» начиналась так:
Задумавшись о поэзии, мы чуть не проехали Тарту. Все же в последнюю секунду успели выскочить на перрон.
- В жизни еще не видела столь неудобно расположенного перрона! — проворчала я, увидев глубокое