нужно нести за него полную ответственность и знать, что ты посвятишь ему все, что возможно, и не только в мечтах, а реально. Я вижу, что мне это не светит, у меня это не получится. Я бы не хотела, чтобы у моего ребенка было такое детство, как у меня (я не имею в виду поэзию, славу).
— Твои партнеры не обманывают ожиданий?
— Иногда обманывают. Но по этому поводу не стоит плакать. Слишком много в жизни других радостей, которые выше и больше. Тем не менее это мне тоже нравится. Я никогда не отрицала, что вырасту настоящей женщиной, а не фригидной идиоткой.
— Ты никогда не завидовала блудницам?
— Да я сама вроде такая… Блудницы в годы юности доставляют великолепные удовольствия своим мужчинам, они — потрясающие куртизанки! А потом остаются у разбитого корыта — как я сейчас…
— Даша Асламова, известная журналистка, сказала мне, что нет таких женщин, которые не продаются. Предложи миллион — и любая, даже самая-рассамая, прыгнет в постель…
— Я не вижу здесь ничего страшного и плохого. Давайте скажем так: продается, наверное, любой человек. Так принято в этом страшном мире, как ни крути.
А если жутко продаются мозги? Человек теряет к себе уважение, потому что ему приходится продавать свою голову — за тот же миллион. Или я ошибаюсь? Но можно ли продать свое духовное начало? Ну, если относительно Фауста, тогда — да. А так, мне кажется, нет, нельзя.
Наша жизнь построена на купле-продаже. Вот ты продал свое тело и при этом не потерял что-то главное. Ты продолжаешь уважать себя только потому, что можешь еще любить. Можешь что-то отдавать бескорыстно, делать бескорыстно. И встает вопрос: продался ли ты по-настоящему? Продалась какая-то твоя внешняя оболочка. Ну и Бог с ней!
— Этой теорией может успокаивать свою совесть любая проститутка. Скажет: 'Я продаю только тело, а внутренне остаюсь на высоте…'.
— Так оно и есть. Для проститутки это не может быть оправданием лишь в том случае, если она пустышка и у нее, кроме того, что есть между ног, ничего нет. И говорит она так, чтобы успокоить себя или маму, которая знает, что ее дочь зарабатывает на панели.
Я не осуждаю проституток. Если ты личность, продавай свое тело, пока не встретишь кого-то или что-то, после чего тебе больше не захочется этим заниматься, а захочется работать, как все люди.
— Да не получается так, Ника! Профессия накладывает отпечаток, человек становится циничным, вульгарным…
— У меня получается! Главное, что у меня получается!
— Ты хороший застольный товарищ. Коньяк часто пьешь?
— Коньяком прошлой зимой угощал меня Александр Любимов. А я, бедная, так волновалась, что у меня периодически проливалась рюмка. После пятой я уже, правда, не волновалась. Самое главное, он мне подливал и сам пил, пока не кончилась бутылка. Так мы готовились к «Взгляду». Это благодаря тому журналисту, который написал обо мне статью в 'Новой ежедневной газете', я снова во «Взгляд» попала. Скажите о его статье свое мнение.
— Если он там работает, он профессионал…
— Понимаете, бывает жестокий профессионал, без души. А профессионал должен быть с душой. Тот журналист тыкнулся во «Взгляд», стал вторым человеком после Любимова. Пришел ко мне неделю назад. Сидит и начинает ныть… А меня что-то зло взяло. Я чего злая была? На меня с долгами наехали. Я встаю с кровати и говорю: 'Хватит пи…еть! Если бы я, как ты, получала две тысячи баксов, то, клянусь тебе, надорвала бы себе жопу, но оставалась бы еще сама собой. А ты мне заливаешь, что потерял себя, а теперь только зарабатываешь деньги и не можешь писать. Не верю, не верю!..'. Господи, дай мне «бабок», чтобы я не думала обо всей этой ерунде! Я столько сделаю! Этот проклятый быт из меня все высасывает, все силы отнимает.
— Ника, от быта не избавиться. С ним надо просто сжиться. Я это знаю по опыту. Я все-таки старше тебя…
— Вы — мудрее. Поэтому мои слова звучат более откровенно, безапелляционно. А кто вы по гороскопу?
— Весы.
— Какая прелесть! Весы — это тот человек, с которым могу общаться и найти общий язык. А у меня более безответственный знак. Он должен переплыть фиг знает сколько морей, чтобы чего-нибудь достигнуть. Вся жизнь его в сумашедствии! Он стреляет в сердце, а все его стрелы возвращаются обратно. Ясно, кто я по знаку?
Стрелец.
Интересно, а каким вы были студентом?
Извините, а что у Макаревича голос есть? Или у Гребенщикова?
В общем-то они нормально поют. У них хорошие тексты.
— Они не поют, у них нет голоса!
Какая разница? Ведь звучит поэзия!
Да, это затрагивает. Но голоса у них нет никакого! Гребенщиков вообще, извините, дребезжит, как старый больной.
— Расскажи о ком-нибудь из твоих знакомых…
— Я вам расскажу об Алене Галич, дочери поэта Александра Галича. Я училась во ВГИ-Ке, наш курс назывался режиссерско-актер-ским. Второе полугодие первого курса должно было основываться на Чехове. Хочешь не хочешь — хоть тресни! Кого ты любишь, никого не волнует. А я Чехова не люблю и никогда не любила — просто откровенно!
Я сыграла ведьму в постановке по его раннему рассказу. И надо было что-то написать по режиссуре, а я в ней — автобусная остановка, ни фига не соображаю. Мне надо играть — я буду играть. Скажешь, что мне делать, и я сделаю так, что ты умрешь.
Прихожу к Галич. 'Алена, — говорю (я с ней на ты), — тут такая фигня, ничего не понимаю! Я никогда с этим не сталкивалась и не хочу. Диктуй, я буду записывать'. А Алена окончила ГИТИС у Гончарова. Она мне все сделала, и я, естественно, получила высший балл. Все обалдели: 'Ой, какая ты умная!'. Я говорю: 'Ребята, спросите меня по этой теме-я вам ни слова не отвечу'. Нравится тебе эта история? Ну вот, уже на ты с тобой перешла. Неудобно.
— Спокойно, не комплексуй. Что ты вдруг смущаешься?
— Моя бабушка (а она интеллектуал законченный, 'осколок интеллигенции') говорила мне в детстве: 'Если ты с мужчиной на вы, а потом переходишь на ты, никогда не извиняйся'. Я спросила: 'А если он старше меня, как я могу?'. — 'Ты — женщина!'. Вот такой у нее прикол по жизни. Она может ругаться матом, как извозчик, но слово «мужик» или «баба» ни за что не скажет. Ей тогда лучше не жить.
Меня иногда ругают, что я матом ругаюсь. Просто с помощью мата можно сочно отвечать на любые вопросы — он как бы все собирает. Удивительно! Раньше, наверное, все было по-другому. Вот я слушаю бабушку, маму — их рассказы. Если мат в них вставить, теряется все!
— Ты, наверное, хочешь поговорить о высоком?
— Это было бы прекрасно!
— Мне кажется, мы накормлены высоким под завязку…
— А грязью мы не накормлены? Грязью — еще больше! Лучше погрязнуть в высоком, если это возможно…
Без этого человек, не вечность, а дерьмо. Надо и книги читать, и молиться, и думать о высоком, и трахаться!
Это ты для себя так уяснила. Аобычно одно считается возвышенным, а другое — низменным. И не дай
