Том 2. Сцены и комедии 1843-1852

всей этой сцены ни разу не взглянул на Ракитина, На пороге он оборачивается до половины.) Господа, что же вы? Пойдемте чай пить. (Уходит с Натальей Петровной.)

Шпигельский (Ракитину). Что ж, Михайло Александрыч, пойдемте… Дайте мне руку… Видно, нам с вами суждено состоять в ариергарде…

Ракитин (с сердцем). Ах, господин доктор, вы, позвольте вам сказать, вы мне очень надоели…

Шпигельский (с притворным добродушием). А уж себе-то как я надоел, Михайло Александрыч, если б вы знали! (Ракитин невольно улыбается.) Пойдемте, пойдемте… (Оба уходят в дверь сада.)

Действие пятое

Та же декорация, как в первом и третьем действиях. Утро. За столом сидит Ислаев и рассматривает бумаги. Он вдруг встает.

Ислаев. Нет! решительно не могу сегодня заниматься. Словно гвоздь засел мне в голову. (Прохаживается.) Признаюсь, я этого не ожидал; я не ожидал, что я буду тревожиться… как теперь тревожусь. — Как тут поступить?.. вот в чем задача. (Задумывается и вдруг кричит.) Матвей!

Матвей (входя). Что прикажете?

Ислаев. Старосту мне позвать… Да копачам на плотине вели подождать меня… Ступай.

Матвей. Слушаю-с. (Уходит.)

Ислаев (подходя опять к столу и перелистывая бумаги). Да… задача!

Анна Семеновна (входит и приближается к Ислаеву). Аркаша…

Ислаев. А! это вы, маменька. Как ваше здоровье?

Анна Семеновна (садясь на диван). Я здорова, слава богу. (Вздыхает.) Я здорова. (Вздыхает еще громче.) Слава богу. (Видя, что Ислаев не слушает ее, вздыхает очень сильно, с легким стоном.)

Ислаев. Вы вздыхаете… Что с вами?

Анна Семеновна (опять вздыхает, но уже легче). Ах, Аркаша, как будто ты не знаешь, о чем я вздыхаю!

Ислаев. Что вы хотите сказать?

Анна Семеновна (помолчав). Я мать твоя, Аркаша. Конечно, ты человек уже взрослый, с рассудком; но всё же — я твоя мать. — Великое слово: мать!

Ислаев. Объяснитесь, пожалуйста.

Анна Семеновна. Ты знаешь, на что я намекаю, друг мой. Твоя жена, Наташа… конечно, она прекрасная женщина — и поведение ее до сих пор было самое примерное… но она еще так молода, Аркаша! А молодость…

Ислаев. Я понимаю, что́ вы хотите сказать… Вам кажется, что ее отношения с Ракитиным…

Анна Семеновна. Сохрани бог! Я вовсе не думала…

Ислаев. Вы мне не дали договорить… Вам кажется, что ее отношения с Ракитиным не совсем… ясны. Эти таинственные разговоры, эти слезы — всё это вам кажется странным.

Анна Семеновна. А что́, Аркаша, сказал он тебе наконец, о чем это у них были разговоры?.. Мне он ничего не сказал.

Ислаев. Я, маменька, его не расспрашивал — а он, по-видимому, не слишком торопится удовлетворить мое любопытство.

Анна Семеновна. Так что ж ты намерен теперь сделать?

Ислаев. Я, маменька? Да ничего.

Анна Семеновна. Как ничего?

Ислаев. Да так же, ничего.

Анна Семеновна (вставая). Признаюсь, это меня удивляет. — Конечно, ты в своем доме хозяин и лучше меня знаешь, что́ хорошо и что́ дурно. Однако подумай, какие последствия…

Ислаев. Маменька, право, вы напрасно изволите тревожиться.

Анна Семеновна. Друг мой, ведь я мать… а впрочем, как знаешь. (Помолчав.) Я, признаюсь, пришла было к тебе с намерением предложить свое посредничество…

Ислаев (с живостью). Нет, уж на этот счет я должен просить вас, маменька, не беспокоиться… Сделайте одолжение!

Анна Семеновна. Как хочешь, Аркаша, как хочешь. — Я вперед уже ни слова не скажу. Я тебя предупредила, долг исполнила — а теперь — как воды в рот набрала. (Небольшое молчание.)

Ислаев. Вы сегодня никуда не выезжаете?

Анна Семеновна. А только я должна предупредить тебя: ты слишком доверчив, дружок мой; обо всех по себе судишь! Поверь мне: настоящие друзья слишком редки в наше время!

Ислаев (с нетерпением). Маменька…

Анна Семеновна. Ну — молчу, молчу! Да и где мне, старухе? Чай, из ума выжила! — И воспитана я была в других правилах — и сама старалась тебе внушить… Ну, ну, занимайся, я мешать не буду… Я уйду. (Идет к двери и останавливается.) Стало быть?.. Ну, как знаешь, как знаешь! (Уходит.)

Ислаев (глядя ей вслед). Что за охота людям, которые действительно вас любят, класть поочередно все свои пальцы в вашу рану? И ведь они убеждены в том, что от этого вам легче, — вот что забавно! — Впрочем, я матушку не виню: ее намерения точно самые лучшие — да и как не подать совета? — Но дело не в том… (Садясь.) Как мне поступить? (Подумав, встает.) Э! чем проще, тем лучше! — Дипломатические тонкости ко мне не идут… Я первый в них запутаюсь. (Звонит. Входит Матвей.) Михайло Александрович дома — не знаешь?

Матвей. Дома-с. Я их сейчас в биллиардной видел.

Ислаев. А! Ну, так попроси его ко мне.

Матвей. Слушаю-с. (Уходит.)

Ислаев (ходя взад и вперед). Не привык я к подобным передрягам… Надеюсь, что они не будут часто повторяться… Я хоть и крепкого сложения — а этого не вынесу. (Кладет руку на грудь.) Фу!.. (Из залы входит Ракитин, смущенный.)

Ракитин. Ты меня звал?

Ислаев. Да… (помолчав.) Michel, ведь ты у меня в долгу.

Ракитин. Я?

Ислаев. А как же? Ты разве забыл свое обещание? Насчет… Наташиных слез… и вообще… Вот как мы вас с матушкой застали, помнишь — ты мне сказал, что между вами есть тайна, которую ты хотел объяснить?

Ракитин. Я сказал: тайна?

Ислаев. Сказал.