хорошо воспитанный, уже не столь активно, как в первом варианте пьесы, принимает участие в травле Кузовкина, затеянной Тропачевым. Поэтому в рукописи в 1857 г. были сняты или сокращены такие реплики Елецкого, как: «Да отчего же вы, Василий Семенович, не хотите теперь петь и плясать, как при покойнике» или: «А как же мне говорили, будто вы именно эту должность — должность шута у моего покойного тестя исправляли — а? Он от вас, вероятно, еще не этого требовал» (часть этой реплики отдана Тропачеву). Менее откровенно Елецкий в разговоре с Тропачевым признается в том, что он «ничего не смыслит в деревенской жизни» и даже «сроду на гумне не бывал» (формулировки рукописи) и т. п. При доработке пьесы была изъята из текста и одна существенная деталь, проливающая некоторый свет на отношения между Кузовкиным и Кориной после смерти ее мужа. Мы имеем в виду строку, следовавшую после слов Кузовкина «в лицо ей глядеть боялся» (см. с. 158): «Так что под конец она сама — ласковая душа! меня ободрять начинала»
Перерабатывая свою комедию в 1857 г., Тургенев, в целях облегчения самой процедуры проведения в печать запрещенного в свое время произведения, изменил ее прежнее название «Нахлебник» на «Чужой хлеб». Других следов приспособления пьесы к требованиям цензуры в рукописи нельзя обнаружить, так как такие детали ее, как зачеркнутые слова: «Ты — барин» (в реплике Кузовкина, обращенной к Иванову: «Ты — помещик, ты — барин») или: «Барыня прогуливаться любит» (окончание реплики Трембинского «Чистят ли дорожки в саду?») — в новых цензурных условиях не заключали в себе ничего криминального и были устранены самим автором по соображениям художественного порядка. По требованию цензуры были заменены только два слова, как свидетельствует письмо Д. Я. Колбасина к Тургеневу от 5 марта 1857 г.
В письме от 12(24) января 1857 г. к Панаеву Тургенев предупреждал, что в случае внесения в текст «Нахлебника» тех или иных цензурных изменений он считает необходимым, чтобы корректуру пьесы держал Л. Н. Толстой, который был уполномочен им и на внесение в комедию всех «поправок и сокращений», «буде таковые понадобятся». Прибегать к помощи Л. Н. Толстого, который к тому же в феврале находился уже за границей, не пришлось. Третья книжка «Современника», гвоздем которой был «Нахлебник», вышла в свет 10 марта 1857 г., но Тургенев с таким нетерпением ждал появления своей комедии, что потребовал от Панаева и Колбасина немедленной высылки ему в Париж чистых ее листов до рассылки журнала подписчикам. В одном из писем к Панаеву Тургенев упоминал и о размерах авторского гонорара за публикацию «Нахлебника»: «240 рублей сер., считая по 75 руб. за лист, как сказано в условии».
В редакции, установленной для «Современника», комедия «Нахлебник» появилась в 1858 г. в переводе на фрунцузский язык в двухтомнике произведений Тургенева «Scènes de la vie russe» (см. с. 592).
Появление «Нахлебника» в печати ни в какой мере не гарантировало разрешения на постановку этой пьесы, хотя хлопоты в обоих направлениях шли одновременно. Так, М. С. Щепкин, учитывая смягчение общих цензурно-полицейских условий и опираясь на советы Краевского. полагавшего, что изменение названия запрещенной пьесы может благоприятно отразиться на ее дальнейшей судьбе, 19 декабря 1856 г. обратился к П. В. Анненкову с просьбой переговорить с театральными цензорами и с начальником репертуарной части императорских театров П. С. Федоровым о получении разрешения на постановку «Нахлебника» (под названием хотя бы «Приживальщик», если нельзя придумать чего-нибудь более подходящего в этом роде), в бенефис его, назначенный на 13 января 1857 г. в Москве
29 декабря 1856 г., извещая Тургенева о результатах своих хлопот, Анненков просил извинения за вынужденное изменение названия пьесы («Нахлебник» именовался им «Даровым хлебом», превратившимся впоследствии под пером Тургенева в «Чужой хлеб») и заключал свою информацию словами: «Вышло, что отказать не отказали, а протянули так, что к бенефису комедия не поспела. При том же цензор Нордстрем (очень порядочный человек) заметил, что пьеса скорее могла бы быть допущена на сцену, если бы была
Вопреки надеждам Анненкова и его друзей, пьеса Тургенева всё же не была допущена на сцену и после ее появления в печати. В библиотеке дирекции императорских театров сохранилась копия журнального текста «Чужого хлеба», представленная в театральную цензуру воронежским губернатором 16 июля 1857 г. Рукою управляющего III отделением генерал-майора А. Е. Тимашева на копии этой сделана лаконичная отметка: «Запрещено 23 августа 1857» (рукопись № 26011, по новой нумерации № 50999).
Несмотря на новые хлопоты Щепкина о разрешении постановки «Нахлебника», хотя бы в порядке награды, как он писал, «ему, старику, за пятидесятилетнюю добросовестную службу искусству», несмотря на специальную поездку для этого С. В. Шумского в начале октября 1857 г. в Петербург, несмотря на поддержку этих ходатайств влиятельными людьми в театральных верхах н в окружении вел. кн. Константина Николаевича, постановка «Нахлебника» на сцене и на этот раз допущена не была. Она осуществилась лишь в пору официальной ликвидации крепостных отношений, т. с. после манифеста 19 февраля 1861 г.
В воспоминаниях актера Ф. А. Бурдина сохранился рассказ о том, что снятие запрета с постановки комедии Тургенева на сцене было значительно облегчено благодаря временному исполнению обязанностей начальника III Отделения генералом И. В. Анненковым, С.-Петербургским обер-полицмейстером, братом писателя
В начале ноября 1861 г., узнав от Бурдина о снятии запрета с «Нахлебника», Тургенев обратился к П. В. Анненкову с письмом, из которого видно, что автор «Нахлебника» уже давно предоставил эту пьесу в полное его распоряжение.
«Не помню, — писал Тургенев, — спрашивал ли я вас, имеете ли вы сцену, которую я прибавил во втором акте и послал Щепкину. Эта сцена необходима. На всякий случай я ее перепишу и вместе с другими поправками и изменениями пошлю вам ее дня через два или три». Об этой же «прибавочной сцене во 2 акте», без которой он просил не ставить «Нахлебника», Тургенев напоминал Анненкову и в письме от 11 декабря 1861 г.
Изменение первоначального построения заключительного акта «Нахлебника», с одной стороны, призвано было несколько более тонко мотивировать драматизм прежней развязки, с другой — резче выдвинуть в пьесе роль Елецкого, сделать более жизненно колоритной фигуру этого жесткого «петербургского чиновника». В первых двух редакциях «Нахлебника» — запрещенной и журнальной — Елецкий, возвратившись к гостям после объяснения с Ольгой о Кузовкине, решительно обрывает Тропачева, возобновившего было свои шутки (его даже «передергивает» от них), настоятельно предлагает не вспоминать о происшедшем и, желая оставить жену с Василием Семеновичем наедине, выпроваживает всех в сад. Ольге Петровне удается уговорить отца принять деньги на выкуп Ветрова: «Вы могли отказать чужой богатой женщине, — говорит она, — вы имели право не принять ее подарка, но дочери, вашей дочери, вы не можете, вы не должны отказать… Не плачьте, не плачь… мы будем видеться… Ты к нам будешь ездить…» Кузовкин поддается уговорам и к возвращению хозяина и гостей с прогулки «всё, —
