Том 3. Записки охотника

разбитую, посиневшую, окровавленную, едва дышавшую.

Это трагическое обстоятельство, эта гибель любимого доезжего, — гибель, произошедшая, конечно, вследствие несчастного случая, в котором никого нельзя было винить, тем не менее так потрясла Ивана Сергеевича, что в первое время он даже слышать не мог об охоте и лишь с течением времени едва мог примириться с этим печальным фактом, за который он обвинял только самого себя, как барина, ради прихоти которого погиб человек. Когда Игнатий, несмотря на медицинскую помощь, поданную ему, все-таки через несколько дней умер, Иван Сергеевич мог находить утешение только в тех заботах, которые он принял на себя по отношению к осиротелому семейству погибшего доезжего.

Вот этот-то несчастный случай с дворовым человеком Ивана Сергеевича и вдохновил его писать очерки из крестьянской жизни, которые, строго говоря, и сделали имя Тургенева знаменем европейского прогресса на Руси, которую он будил от векового сна своими гениальными произведениями. Иван Сергеевич несколько раз принимался описать гибель своего любимого доезжего, но у него никогда не хватало твердости довести до конца этот очерк: как только он начинал вспоминать обо всех подробностях этого трагического случая, он испытывал такое сильное душевное волнение, такую сердечную тоску, такое умственное смятение, что его силы слабели и перо вываливалось из его рук…. Тем не менее, те идеи, те чувства, которые Тургенев никогда не мог изложить в рассказе о смерти Игнатия, он блестяще и могуче разлил по другим своим произведениям, собранным в знаменитых «Записках охотника», этом вечном памятнике русского литературного гения» (С<вистунов?>а М. П. Происхождение «Записок охотника». — Новости, 1883, № 257, 27 сентября, с. 2–3).

Заглавие рассказа — «Незадача» — соответствует изложению мемуаристки. Об источнике своих сведений автор воспоминаний говорит так: «Подробности об этом эпизоде мне приходилось слышать от самого Ивана Сергеевича, и это обстоятельство, я думаю, придает моему рассказу тем больший интерес». Устное изложение замысла Тургеневым в присутствии М. С<вистунов?>ой относится к началу 50-х годов. Дата возникновения замысла (по данным мемуаристки) — 1846 год. О попытке отождествить этот замысел с замыслом рассказа «M. H. Засоков» см. № 10.

17. <ВОР>.

О существовании замысла известно из следующего рассказа Тургенева в мемуарной записи Н. А. Островской:

«Был у меня еще рассказ, писанный с натуры, — только он мне просто не удался. Сюжет был не для меня: годился бы разве для щедринского таланта. — У матери моей пропала шкатулка с деньгами. Подозрение пало на караульщика, отставного солдата. Нарядили следствие. Допрос происходил во флигеле, который был разделен на две половины: в одной половине расположилась матушка со своими лекарствами, пилюлями и каплями; в другой заседали мой дядя, предводитель дворянства, принимавший участие в следствии по родству, становой пристав и священник, который обязан был увещевать вора. Я был еще мальчиком. Мне очень хотелось присутствовать при этой истории, и так как я знал, что меня оттуда прогонят, то я потихоньку пробрался в темный чуланчик и из этого чуланчика смотрел и слушал. Прежде всего вышел на сцену поп, — крякнул и стал увещевать. Потом становой затопал ногами и заорал. Из соседней половины раздавались стоны, истерические вскрикиванья. Дядя то и дело бегал к маменьке, уговаривая ее: «Soyez raisonable, menagez vous pour vos enfants»[56] — затем прибегал назад и принимался уговаривать преступника возвышенным слогом и тоном благовоспитанного дворянина. Вор не признавался. В комнату набрался, конечно, народ. В числе других стоял отставной солдат и всё усмехался. Дядя в конце концов его заметил. — «Ты что смеешься? Знаешь, разве, что?» — «Дадите мне, ваше благородие, пять рублей — найду деньги». Становой на него кричать: «А! ты, мошенник, заодно!» Но дядя догадался — пообещал пять рублей. «Прикажите», говорит, «ваше благородие, у него в дегтярке посмотреть; у нас в полку всё в деготь деньги прячут!» Как только он это сказал, вор сейчас же в ноги» (Островская H.A. Воспоминания о Тургеневе. — Т сб (Пиксанов), с. 85).

Время возникновения замысла неизвестно. Рассказ Тургенева Н. А. Островская относит к 1873 г.

Примечания

I

«Записки охотника», появлявшиеся в печати отдельными рассказами и очерками на рубеже сороковых и пятидесятых годов и объединенные затем в книгу, составили первое по времени большое произведение Тургенева. В нем заключен ответ на центральную проблему эпохи, в которую произведение это создавалось. Создавалось же оно в ту пору, когда в России, по словам Ленина, «все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом»[57]. «Записки охотника» — художественный суд писателя над крепостничеством и теми явлениями русской действительности, которые сложились в условиях векового господства этого строя. Вместе с тем — это широкое поэтическое полотно народной жизни России в крепостную эпоху. Продолжая то, чего достигли в изображении русского народа Радищев, Пушкин и Гоголь, Тургенев одновременно выработал новый метод изображения. По словам Белинского, он «зашел к народу с такой стороны, с какой до него к нему никто еще не заходил» (Белинский, т. 10, с. 346). Образы крепостных крестьян, созданные Тургеневым, были восприняты читателями как глубоко типические и навсегда сохранили это свое художественное достоинство. Проникнутые духом антикрепостнического протеста и демократической гуманности, «Записки охотника» сыграли важную роль в истории русского реализма, так же как и в развитии русского общественного самосознания. По свидетельству Салтыкова-Щедрина, они «положили начало целой литературе, имеющей своим объектом народ и его нужды» и, вместе с другими произведениями Тургенева, значительно повысили «нравственный и умственный уровень русской интеллигенции» (Салтыков-Щедрин, т. 9, с. 459).

Впоследствии, в предисловии к переводу на русский язык романа Б. Ауэрбаха «Дача на Рейне» (1868), Тургенев указал на то, что «обращение литературы к народной жизни» замечалось в сороковых годах «во всех странах Европы»[58]. Тургенев имел здесь в виду прежде всего «Шварцвальдские деревенские рассказы» самого Б. Ауэрбаха, а также повести и романы из сельской жизни Жорж Санд — «Чёртово болото», «Маленькая Фадетта» и др. Творческий опыт этих писателей был хорошо известен автору «Записок охотника»[59]. Прекрасно знал Тургенев и русскую литературу о крестьянстве[60]. Однако, как указывал Горький, сочинения Жорж Санд могли помочь «установить, организовать известное отношение к мужику, но интерес и внимание к нему вызвал он сам и вызвал грубейшим образом, именно путем бунтов и волнений»[61]. Обращение Тургенева к теме народа, крестьянства и возникновение на этой основе антикрепостнической книги писателя определялось сложившейся в России к середине сороковых годов XIX века общественно-политической ситуацией, превратившей крестьянский вопрос в грозный вопрос, от которого зависели судьбы страны.

«Записки охотника» возникли в русле того литературного направления — «натуральной школы», которое стремилось на основе реализма и демократизма к правдивому изображению жизни современного русского общества, в первую очередь его социальных низов. «Натуральная школа» начала свою деятельность с всестороннего изображения жизни большого города и особенно тех его углов, где ютилось городское мещанство — мелкие чиновники, ремесленники — люди, беспомощно бившиеся с нищетой. Однако к середине 40-х годов в тематике «натуральной школы», идейным вдохновителем и руководителем которой был Белинский, наметился явственный сдвиг. Не отказываясь от разработки тем города, городских углов, городского «дна», писатели «натуральной школы» всё с большей решительностью обращаются к изображению крепостного крестьянства, его материальной и духовной жизни. «Природа — вечный образец искусства, а величайший и благороднейший предмет в природе — человек. А разве мужик — не человек? — Но что может быть интересного в грубом, необразованном человеке? — Как что? — Его душа, ум, сердце,