Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877

посвященная второй части романа, была снабжена многозначительным эпиграфом из Лермонтова: «Я кончил — и в душе невольное сомненье». Здесь Буренин писал: «…роман знаменитого писателя представляет собою частью настоящую художественную правду, а частью ловкую подделку» (Новое время, 1877, № 337, 4(16) февраля. «Литературные очерки. „Новь“ И. С. Тургенева», с. 1).

Газета «Русское обозрение» восприняла «Новь» как не имеющий никакого общественного значения и к тому же запоздалый отклик на нечаевское дело. Явления вроде нечаевщины, — отмечал М. Л. Песковский в статье «Ложные идеи, ходульные герои и типы русской жизни», — «до того мелки, ничтожны, просто глупы, что невозможно даже придавать им политический характер, невозможно считать их общественными явлениями в обширном смысле». Поведение тургеневских героев определялось в этой статье как «детская игра в революцию» (Рус Обозр, 1877, № 2, 8(20) января, с. 14, 16).

Отрицательные оценки романа, высказанные в момент появления его первой части, как правило, приобретали еще более суровый оттенок после ознакомления с романом в целом. Так, В. В. Марков, критик газеты «С.-Петербургские ведомости», в статье «Новый роман И. С. Тургенева» сначала весьма осторожно упрекал Тургенева лишь в связи с образом Нежданова, квалифицируя этот последний как «новое воспроизведение русско-гамлетовского типа», едва ли уместное в изменившихся общественно- политических условиях (СПб Вед, 1877, № 6, 6(18) января). Спустя месяц тот же Марков писал: «В художественном отношении роман — решительно слаб и бледен; почти всё отзывается в нем деланностью, искусственностью <…> недостатки формы не искупаются в нем интересом или новизною идеи, положенной в его основание» (там же, № 34, 3(15) февраля). «Общий вывод о последнем романе Тургенева», предложенный читателям в третьей статье Маркова, был уже безоговорочно отрицательным. «Тургенев сказал свое слово, но в нем нет озарения, какого многие ожидали, — отмечал критик. — <…> Тургенев обманул общие ожидания, как художник, так как в романе его нет ни богатства поэтических красок, ни рельефности и правды характеров, ни даже увлекательного, живого рассказа…» Возвращаясь к характеристике Нежданова, Марков уже без всяких оговорок расценивал изображение этого героя как «новую вариацию устарелого типа сороковых годов», как «самоподражание», которое «вышло неудачным, да и слишком несвоевременным». Столь же категоричными и суровыми были суждения критика о других главных героях романа. Анализируя образ Соломина, критик утверждал, что это «лицо еще более придуманное и деланное, нежели <…> личность Марианны <…> Этот мнимый представитель новой России, — продолжал Марков, — лишен плоти и крови и неуловим для нас как призрак, как тень». В заключение своего отзыва Марков писал о Тургеневе: «Художественные его силы, по-видимому, упали; наблюдения его над русским обществом оказываются или поверхностными, или запоздалыми» (там же, № 43, 12(24) февраля).

Не менее отрицательным было отношение к роману в журнале «Пчела», где творческая неудача, якобы постигшая Тургенева, объяснялась его долгим пребыванием за границей, лишившим писателя возможности непосредственного и глубокого изучения русской действительности. В заключительной части «Журнальных заметок» о «Нови» (автор — В. Чуйко) об этом говорилось прямо: «Вся „Новь“, выступающая в романе, очевидно, не была наблюдаема, или круг наблюдений был до крайности сужен: до такой степени фигуры этих молодых людей бледны, не типичны, фальшивы не только в концепции, но и в выполнении; язык, которым они говорят, не их язык; обстановка, в которой они живут, не их обстановка; характеры не поняты, искажены» (Пчела, 1877, № 5, 30 января (11 февраля), с. 74).

В газете «Русский мир», поместившей статью о романе лишь после выхода в свет второй его части, «Новь» пренебрежительно называлась «длинным фельетоном», свидетельствующим о полном отказе Тургенева от художественного творчества. Осуждая буквально всех героев романа, анонимный автор «Русского мира» с особой неприязнью отнесся к попытке Тургенева нарисовать в лице Соломина образ положительного общественного деятеля. Видя в Соломине тип преуспевающего самодовольного буржуа, «попросту говоря, кулака и маклака», неизвестно по какой причине «сочувствующего хождению в народ», критик вопрошал: «Ликовать ли нам, что нашим детям предстоит попасть в загребистые лапы Соломиных? <…> если бы действительно русская жизнь подготовляла в будущем господство Соломиных, тогда… тогда лучше в Камчатку уйти!» (Рус Мир, 1877, № 35, 6(18) февраля. Подписано буквой W).

В потоке отрицательных суждений о «Нови» лишь изредка мелькали отдельные положительные отзывы. Так, в художественно-юмористическом журнале «Стрекоза» анонимный автор фельетона «Всякие злобы дня»[140], отвергая критику «Голоса», расценивал «Новь» как «еще один роскошный подарок» Тургенева русской литературе. В том же номере «Стрекозы», явно с полемической целью, был напечатан отрывок о Фимушке и Фомушке, сопровождавшийся следующим редакционным примечанием: «Мы позволяем себе заимствовать эту бесподобную главу из читаемой в настоящее время всею Россией „Нови“. В ней — чудесная тургеневская теплота идет рука об руку с чисто гоголевским комизмом» (Стрекоза, 1877, № 3, 16(28) января, с. 2–3).

Более интересным и глубоким был положительный отзыв о «Нови» в органе народнической окраски, газете «Неделя», отметившей в статье «Письма провинциального читателя», что роман проникнут «теплой, отеческой любовью к молодому поколению». Критик «Недели» указывал на «поистине трагическое положение» Нежданова и восхищался образом Марианны. «В идеальном сонме тургеневских женских типов, — писал он, — она займет <…>, может быть, самое видное место <…> Марианна — это та же Елена <…> которая нашла своего Инсарова в России». Вместе с тем, касаясь пока еще неясного вопроса об отношении к роману со стороны широких кругов демократически настроенной молодежи, критик писал: «Но если на кого произведет сильное впечатление новый роман г. Тургенева, так это именно на ту самую „Новь“, которую он воспроизводит, — и впечатление это будет благотворное, отрезвляющее, но не убивающее ничего хорошего, и вместе с тем впечатление тяжелое, грустное и томительное <…> Потому что новый роман Тургенева, по-видимому, обманет общее ожидание видеть в нем прямой ответ на вопрос „Что же делать? “ в образе „положительного героя“. Ни Соломин, сам выжидающий и высматривающий, ни тем более Нежданов — не годятся в такие герои» (Неделя, 1877, № 3, 16(28) января, с. 108–110).

Оба отзыва являлись первой попыткой изменить общественное мнение в пользу Тургенева, но они не достигли своей цели, и брань, по выражению одного из современников, вновь «посыпалась crescendo».

Тургенев с самого начала не возлагал надежд на критику в «толстых» журналах. Действительность вскоре оправдала его мрачные предчувствия. Критические статьи о романе, появившиеся почти одновременно в катковском «Русском вестнике» и в журналах демократического направления — «Отечественных записках» и «Деле», оказались в равной мере, хотя и в разных отношениях, неблагоприятными для писателя. Реакционный критик «Русского вестника» В. Г. Авсеенко писал в статье «„Новь“ И. С. Тургенева»: «Это опять роман о нигилизме. Ни современнее, ни важнее нигилизма г. Тургенев, очевидно, ничего не знает в русской жизни <…> Из бурного потока, готовившегося затопить Русь, нигилизм давно уже превратился в мутный ручей, пробирающийся где-то в стороне от главного течения жизни; а г. Тургеневу, очевидно, до сих пор он представляется большим руслом, центром, в который замкнулась русская жизнь и от которого зависит ее дальнейшее направление» (Рус Вестн, 1877, № 2, с. 909, 908). Напоминая о неудачной демонстрации студентов на Казанской площади в Петербурге, почти совпавшей с появлением в свет тургеневского романа, Авсеенко отмечал не без злорадства, что в данном случае судьбе «угодно было ядовито подшутить над маститым романистом <…> лягушка, хвалившаяся раздуться с вола, давно уже лопнула, а г. Тургенев из своего прекрасного далека всё еще ждет, когда она сделается волом и запряжется в <…> „глубоко забирающий плуг“» (там же, с. 910).

Написанная с позиций, непримиримо враждебных освободительному движению, статья Авсеенко изобиловала выпадами против Тургенева в связи с серьезной постановкой в его романе проблемы народничества и разоблачением представителей охранительного лагеря. Подобно критикам из «Голоса», «Гражданина» и «Русского мира», Авсеенко обвинял Тургенева за «фельетонно-памфлетный характер» «Нови», который, по его словам, делал этот роман, как и «Дым», произведением, «чуждым условиям и задачам художественного создания» (там же, с. 941).

Демократические журналы обвиняли Тургенева в поверхностном отношении к избранной теме. По