рассматривала незнакомого бородатого дяденьку.
– А это кто ж такая? - спросил Каруселин удивленно. - Никак Катюша? Ай-яй-яй, как выросла! Я ж ее вот такусенькой помню. А ты меня помнишь?
Катерина помотала головой. Каруселин засмеялся.
– Это потому, что у меня тогда бороды не было. Ты была такусенькой, а я - совсем молоденький. Была ты такусенькой? - Он опустил ладонь чуть не до полу, показывая какой она была.
Катерина кивнула.
– Поздоровайся, Катерина, - улыбаясь, велел Василь. - Это ж дядя Гена приехал из Болотной, из деревни. Мы там с тобой гостили, когда ты маленькой была.
Катерина медленно подошла к Каруселину. Тот подхватил ее под мышки, поднял, посадил к себе на колени.
– Не привез я тебе гостинца. Спешил очень. В другой раз обязательно привезу. Ладно?
Девочка кивнула.
– Это она у нас от стеснения молчит. А вообще-то язык у нее на тоненькой ниточке подвешен, - сказал Василь. - Хочешь чаю?
– Она у нас позавтракала, - сказала Злата. - А вы надолго, дядя Гена?
– Не знаю пока. Поживу малость. С Катюней повожусь, - он погладил Катеринины волосы. - Будешь с дядькой возиться?
– Буду, - откликнулась девочка басом и ткнулась носом в его грудь.
– Так я пойду, - сказал Толик.
– Далеко? - спросила Злата.
Толик покосился на Катерину, отвел Злату к окну и шепотом рассказал ей про свои подозрения насчет собаки.
– И я с тобой, - загорелась Злата.
– Как, Ржавый? - спросил Толик.
– Зряшная затея все это! А вообще-то прогуляйтесь. Только аккуратнее. У нас - гость, - многозначительно добавил Василь.
Толик сбегал домой за корзинкой с грибами. Хорошо, мать не успела их почистить! Злата ждала его на углу, кутаясь в старенький шерстяной платок. Они взялись за ручку корзинки вдвоем и неторопливо пошли по улице.
Панель и мостовая были влажными от прошедшего дождя. В воздухе висела водяная пыль. На улице много немцев. Они громко разговаривали и никому не уступали дороги.
Толик и Злата сошли на мостовую.
Возле входа в гостиницу они увидели висящее на стене большое необычное объявление. На листе картона была нарисована балерина. Она стояла на изящной тонкой ножке, раскинув тоненькие руки в стороны, и смотрела неестественно большими синими глазами на прохожих.
– На тебя похожа, - сказал Толик и фыркнул.
– Скажешь, - засмеялась Злата.
Внизу было что-то написано, но буквы от дождя оплыли. Подошли поближе, прочитать.
КАБАРЕ ФРАУ КОПФ ПРИГЛАШАЕТ НА РАБОТУ АРТИСТОВ: БАЛЕТ, ОРИГИНАЛЬНЫЙ ЖАНР, МУЗЫКАНТОВ В ОРКЕСТР. ОПЛАТА ПО СОГЛАШЕНИЮ. ОБРАЩАТЬСЯ В ГОСТИНИЦУ КОМН. 21 К ФРАУ КОПФ.
– Что это - кабаре? - спросил Толик.
– Театр, наверно, - ответила Злата.
Они двинулись дальше, но дорогу им преградил немец, тощий и с таким длинным носом, что, казалось, вот-вот проткнет им, чего доброго. Ребята даже отшатнулись.
– Эйн момент, - сказал немец, уставясь носом на корзинку. - Вас ист дас?
– Грибы, - ответил Толик.
Немец не понял. Он протянул длинную костлявую руку и приподнял папоротник, прикрывавший грибы. Нос его вытянулся, печальные глаза оживились.
– Пильцен
[3], - воскликнул он. - Зеер гут! - Цепко ухватился за ручку корзинки и потащил ее на себя.
Толя и Злата тоже вцепились в ручку, но немец был сильнее.
– Коммен зи, коммен, - пробормотал он и потянул их вместе с корзинкой к воротам.
– Псих какой-то, - сказал Толик.
– Велит идти, - Злата побледнела.
– Ну и пойдем. Ничего он нам не сделает!
Они прошли через ворота, через гостиничный тесный двор, в какую-то дверь и оказались на кухне. Вкусно пахло жареным луком.
Две женщины в фартуках, надетых поверх белых халатов, и в высоких поварских колпаках, суетившиеся у плиты, удивленно посмотрели на длинноносого, притащившего ребятишек с корзиной.
Немец на них не обратил внимания. Высыпал грибы из корзины на стол. Несколько боровичков откатились к краю, а один упал на пол.
Злата нагнулась, подобрала его, положила к остальным.
Немец потрогал грибы костлявыми пальцами. Потом погрозил ребятам кулаком и куда-то убежал.
– Чего это он? - спросил Толик.
– Пыльным мешком из-за угла стукнутый, - сказала одна из женщин и стала мешать огромной поварешкой в блестящем котле, над которым легким облачком клубился пар.
– Грибов принесли? - спросила вторая женщина.
– Принесли… Он нас на улице силой захватил. Захватчик! - дерзко ответил Толик.
– Придержи язык, - женщина постучала поварешкой по котлу.
Тут вернулся немец, а за ним шла…
Нет. Не может быть… Они спят и это сон? Или они сошли с ума и это им мерещится?
…Гертруда Иоганновна, мама Павлика и Пети.
Толик и Злата уставились на нее, словно она была привидением.
Немец что-то разъяснял ей, размахивая длинными руками.
Женщина в белом сунула поварешку обратно в котел.
Вторая плеснула что-то на большую сковороду. Сковорода зашипела и окуталась паром.
Гертруда Иоганновна слушала немца, потом повернула голову и увидела Толика и Злату. Глаза ее расширились и стали такими, какие бывают у собаки, если ее приманить куском колбасы и ударить ни с того ни с сего. Однажды Толик подрался с мальчишкой, проделавшим подобную штуку. Точно такие у собаки были глаза.
Гертруда Иоганновна остановилась и сказала спокойно:
– Здравствуйте.
Злата и Толик кивнули. Ответить они не могли, у обоих языки прилипли к нёбу.
– Господин Шанце хочет узнавать, съедобны ли эти грибы? В Германии разводят шампиньоны.
– Эти-то!… - произнес Толик и посмотрел прямо в глаза Гертруде Иоганновне. - Да они вкуснее всяких шпионов ихних!
Гертруда Иоганновна повернулась к длинноносому и произнесла длинную фразу.
Немец закивал носом:
– Гут, гут.
А Гертруда Иоганновна посмотрела на ребят. Взгляд ее был спокойным и даже ласковым.
– Ну, как живете?
– Как все, - ответила Злата.
– Да… - Гертруда Иоганновна помолчала. - Гуго заплатить вам за грибы. Приносите еще. Может быть, я могу… Шего-нибудь надо?
