Все притихли и посмотрели на женщину с крашеными губами, все еще цепко державшую рукав ватника. Олена произнесла с наслаждением:
– Шпионку поймали. Не успела удрать. Вот, фрау Копф, владелица гостиницы 'Фатерлянд'… Шкура.
– Та-ак… Все эту гражданку опознали?
Какая-то тетка, укутанная в серый платок так, что один нос торчал, прошепелявила:
– Лично-то я с ей не зналась. Но ежели шпиёнку ведут, чего ж не помочь? Дело обчее.
– Ясно. А остальные?
Все загалдели. Лейтенант поморщился, будто у него зуб заболел.
– Тихо, граждане! Кто эту гражданку не опознает, можете быть свободными. Кто опознает - останьтесь. Не базар, понимаете.
И все ушли, кроме Олены, все еще вцепившейся в рукав ватника, словно она боялась, что 'фрау' уйдет вместе с остальными.
– Та-ак… - Лейтенант почесал переносицу, обдумывая, с чего начать, внимательно оглядел Гертруду Иоганновну. - Что имеете в чемодане?
Гертруда Иоганновна пожала плечами.
– Алексеев, примите чемодан.
Стоявший у двери милиционер подошел к Гертруде Иоганновне, мягко отобрал чемоданчик и, перегнувшись через барьер, поставил его на стол.
Лейтенант кивнул, неторопливо подвинул к себе листок бумаги, взял тоненькую желтую ручку, макнул перышко в чернила, оглядел его внимательно, не пристало ли что, и перевел взгляд на Олену.
– Фамилия?
– Мое?
– Ваша.
– А я-то при чем, товарищ начальник? - нахмурилась Олена. - Ее допрашивайте. Она - шкура немецкая.
– Допросим, - сказал лейтенант. - Но вы сделали заявление. Сделали?… Вот. И я должен его зафиксировать.
– Зафиксировывай. Валяй. Фамилие мое Сивко Олена Тарасовна.
– Где проживаете?
Олена назвала адрес.
– Что имеете заявить по существу дела?
– Она вот, - Олена наконец отпустила рукав ватника и подчеркнуто брезгливо вытерла ладонь о пальто.
На ней было новенькое серое пальто с подложенными плечами, застегнутое на три большие пуговицы. Все это Гертруда Иоганновна заметила, покосившись на свою бывшую соседку по камере.
– Она вот, фрау Копф, владелица гостиницы 'Фатерлянд'. Для немецких офицеров. Подружка шефа СД, которого наши партизаны угробили, когда взорвали ее ресторан. Между прочим, ее еще наши посадили, когда война началась. Я с ней в одной камере сидела.
– За что?
– За ошибки молодости… - Олена посмотрела на потолок, будто там, на потолке, пыталась отыскать неуловимую тень своих ошибок, потом в упор глянула на Гертруду Иоганновну. - А таких, как эта фрау, шлепать надо. Да ее и шлепнули б, кабы гитлеры не пришли, не выпустили из тюрьмы.
– Вы подтверждаете, что вы фрау Копф? - обратился лейтенант к Гертруде Иоганновне.
Она кивнула.
– Та-ак… 'Копф' - по-русски 'голова'?
Она снова кивнула. И лейтенант кивнул, довольный своими познаниями немецкого языка, потом протянул бумагу Олене, макнул перо в чернильницу.
– Подпишите.
– Это можно. - Олена старательно вывела свою фамилию, повернулась к Гертруде Иоганновне и сказала со счастливой улыбкой: - Все. Шлепнут. На всю катушку.
– Присядьте, - бесстрастно произнес лейтенант и взял чистый лист бумаги. - Теперь с вами. - Он подождал, пока Олена усядется на деревянную скамейку с натертой до блеска спинкой, и спросил: - Значит, ваша фамилия Копф?
– Моя фамилия Лужина.
– Как же? Вы только что подтвердили, что вы фрау Копф.
– Во время оккупации. - Гертруда Иоганновна впервые употребила слово 'оккупация', оно показалось ей чуждым, неопределенным, и она уточнила: - При немцах я действительно называлась, имела имя фрау Копф. Но настоящая фамилия моя Лужина.
– Две фамилии, как у жуликов, - сказала Олена.
– Что ж, так и запишем: Копф-Лужина. Имя, отчество?
– Гертруда Иоганновна.
– Национальность?
– Немка.
– Сознается, - снова вставила Олена.
Лейтенант посмотрел на Гертруду Иоганновну с любопытством. Ему доводилось сталкиваться с немцами, стреляющими, бегущими, поднимающими руки. А вот разговаривать так не приходилось. Чего только не наглядишься в милиции! Он положил ладонь на чемоданчик.
– Что в чемодане?
– Вещи.
– Алексеев.
– Есть! - Милиционер подошел, повернул чемодан замком к себе. - Не запертый?
– Осторожней. Может, там бомба, - сказала Олена.
Гертруда Иоганновна усмехнулась.
– Мошно открывать.
Щелкнул замок. Алексеев аккуратно переложил из чемоданчика на стол белье, чулки, фотографии.
– Кто на фото? - спросил лейтенант.
– Муж и дети.
– Вот, - сказал Алексеев, доставая из чемодана красную коробочку.
Лейтенант открыл ее. Олена встала, потянулась посмотреть.
– Однако, ордена и медаль, - сдержанно произнес милиционер.
– Ваши? - спросил лейтенант.
– Сперла где-нибудь, - позлорадствовала Олена.
– Мои.
– Имеются документы?
Гертруда Иоганновна молча достала из-за пазухи завернутые в большой носовой платок паспорт и орденскую книжку, отдала лейтенанту.
– Подделка, - убежденно сказала Олена. - И не такое подделывали.
– Вы - мошет быть, - обронила Гертруда Иоганновна, не глядя на Олену.
– Ну ты!… - угрожающе нахмурилась Олена.
– Тихо! - сказал лейтенант. - Не базар. - И посмотрел на Гертруду Иоганновну с любопытством. - За что?
– За гостиницу 'Фатерлянд', товарищ лейтенант. Долго рассказывать.
Лейтенант хотел было поправить ее, не 'товарищ' лейтенант, а 'гражданин' лейтенант, но ясный взгляд светлых, чуть воспаленных от усталости глаз и какая-то внутренняя уверенность, спокойствие задержанной остановили его.
А у Гертруды Иоганновны, когда она произнесла вслух 'за гостиницу 'Фатерлянд', появилось ощущение, будто в комнату дежурного вошли ее товарищи, друзья, больше чем друзья: Флич, Федорович,
