– Слушай. Мне с тобой разговаривать подполковник не разрешил. Где ты такие штаны достал?
Вайсман неопределенно махнул рукой.
– А там еще есть или все разобрали?
– Есть, наверно. Значит, ты не Пауль?
– Сколько раз тебе повторять? Я - Петр Лужин. Из-за тебя я от своего полка отстану.
– Извини. Я был уверен, что ты Пауль Копф и пробрался в Красную Армию, чтобы шпионить.
– Пауль тоже не шпион. И настоящая его фамилия Лужин. И если бы он сейчас услышал, что ты про него несешь, он бы тебе почистил физиономию! Слушай, Вайсман, ты давно в лагере?
– В этом недавно. Нас перевели. Здесь у нас брали кровь, - он протянул руки, показав внутренние стороны локтей. На них были иссиня-бурые пятна. - Они предпочитали немецкую кровь, но брали у всех.
– А Пауля ты давно видел?
Вайсман махнул рукой:
– Давно!
– Может, он тоже в лагере каком-нибудь?
Вайсман пожал плечами:
– Не думаю. Доктор Доппель ведь не отказывался идти на фронт, как мой отец. У доктора Доппеля золотой значок 'наци'.
– Видел, - нахмурился Петр.
– Где? - насторожился Вайсман.
– Еще в Гронске, Доппель увез Павла в Германию, а я остался с мамой.
– Ты говоришь по-немецки не хуже Пауля.
– Вместе учились. Значит, ты ничего про него не знаешь?
– Нет. Меня забрали. Я попал в лагерь. И больше никого из ребят не видел.
– Жаль. А я-то рассчитывал хоть что-нибудь узнать от тебя. Ладно. Иди в барак. Обед. Да и не разрешил подполковник мне с тобой разговаривать.
– Я обедал. Меня к тебе господин офицер послал. Помогать.
– Ты что же, в цирке работал?
– Почему в цирке? - удивился Вайсман.
– А как же ты мне будешь помогать? Я ведь артист цирка. Готовлюсь к выступлению.
Глаза Вайсмана округлились, и Петр впервые приметил в них детское любопытство.
– И Пауль был артистом?
– Еще каким! - воскликнул Петр и приврал: - Его имя на афишах печаталось вот такими буквами.
– А мы ничего в школе не знали. Мальчик как мальчик, немножко нелюдимый. Друзей не заводил. Мы думали, гордится доктором Доппелем и своей мамочкой. Мама-то богатая. Владелица гостиницы!
– Длинная история, - сказал Петр. - А дружить он с вами ни с кем не хотел. И что советский - скрывал. И что артист цирка - скрывал. Вы бы его давно замучили!…
Вайсман нахмурился и отвернулся.
– Извини, - сказал Петр, - Я тебя не имел в виду. Раз ты в лагерь попал, значит, антифашист. Ладно. Садись и сиди. Может, и понадобишься.
Вайсман сел на чурку, а Петр прислонился к стене, достал из кармана медную трехкопеечную монету и стал гонять ее по тыльной стороне ладони, обдумывая, что же все-таки он сможет показать детишкам.
Вайсман с любопытством следил за движением монеты, потом сказал:
– Этот фокус я видел несколько раз.
– Пауль показывал? - улыбнулся Петр.
– Нет. Здесь, в лагере, один дедушка приходил к нам в барак по вечерам. Положит монету, побольше этой, на ладонь, а она, как живая, ходит и между пальцами и на другую сторону руки.
У Петра перехватило дыхание.
– А что… Что он еще делал… дедушка этот?…
– Деньги из воздуха ловил, бросал в кружку… Динь… Динь… - Вайсман показал, как он это делал, и улыбнулся. - Потом перевернет кружку, а там - пусто. Шарик исчезал и появлялся то из носа у кого-нибудь, то из уха. Еще листок бумаги рвал на части, а он целым оказывался.
– А как… как звали старика?
– Не знаю. Дедушка и дедушка. Мы его дедушкой звали.
– Флич? Фличевский? - требовательно спросил Петр.
– Не знаю. Тут в лагере не по именам, по номерам.
– В черном фраке, с белой манишкой?
– Да ты что?… Полосатый он был, как все. И на кармане номер.
– Ну а лицо у него какое? Волосы черные?
– Седой.
– А нос с горбинкой?
Вайсман пожал плечами.
– Экой ты бестолковый, Вайсман! Носа у человека разглядеть не можешь!
– Чего ты кричишь? - с обидой спросил Вайсман.
– Да не кричу я. Может, это Флич был, понимаешь? Флич!
– Ну и что?
– Флич!… Слушай, а куда тот дедушка делся?
Вайсман снова пожал плечами:
– Наверно, куда все. В крематории сожгли.
– Он же живой был!
– Старый. Старых быстро сжигали.
– Когда ты его видел в последний раз?
Вайсман подумал:
– Снег уже вроде стаял.
Надежда затеплилась в душе Петра. А может быть, Флич здесь, в лагере? Лагерь-то большой. Могли и не встретиться. Или он больной лежит в каком-нибудь бараке.
– Вайсман, идем!
– Куда?
Петр не ответил. Зашагал к штабу.
Лейтенант хотел отругать Петра за то, что тот не занимается порученным делом, но Петр выкрутился, заявил, что он разыскивает фокусника как раз для выполнения задания. Лейтенант пошел в канцелярию искать Фличевского или Флича в уточненных списках, а Петр и Вайсман стали ждать возле штаба. Вайсман по дороге узнал кое-что о Фличе от Петра и сейчас вопросов не задавал, понимая, как Петр волнуется.
Они отошли под единственное дерево в лагере - большой ветвистый дуб со стволом чуть не в два обхвата с такой густой листвой, что сквозь нее не пробивалось солнце и тень под дубом была сплошной и прохладной.
– Сюда иногда выносили складной столик, и комендант пил чай из русского самовара, - сказал Вайсман. - Не дай бог, в это время попасться ему на глаза. Поморщится, рукой махнет - и все. Даже охранники обходили этот дуб подальше.
– За все заплатит, - сквозь зубы процедил Петр.
В дверях штаба показался лейтенант, парнишки, не сговариваясь, шагнули ему навстречу.
– Среди живых по уточненным спискам ни Флич, ни Фличевский не числится.
– А среди мертвых? - тихо спросил Петр.
– Этого никто вам не скажет, пока не разберут архив. Да и весь ли он? Может быть, уничтожали людей, уничтожали и документы. Без следа. Фашисты!…
– Понимаю.
– И давайте, Лужин, заниматься делом. Помощника вам дали, если еще что надо - говорите.
– Костюм бы какой.
– Вайсман здесь все знает. Он вас отведет на склад. В случае чего, ссылайтесь на меня.
