— Значит, она симулирует, — заключил барон.
— Не надо так спешить! Что же делает офтальмолог? Он понимает, что столкнулся со случаем, выходящим за пределы его компетенции, и направляет пациентку к психологу — ко мне. Я провожу повторное обследование и прихожу к тем же выводам, что и мой коллега.
— У моей жены абсолютно здоровые глаза, стало быть, ее слепота симуляция. О чем тут еще рассуждать?
— Выслушайте меня, — терпеливо продолжал доктор. — Я приведу для примера крайний случай, к счастью, не имеющий отношения к заболеванию мадам де Сен-Фюрси. Каждый день в психиатрических больницах умирают шизофреники. Смерть наступает после долгого и медленного разрушения личности больного. Так вот, что же обнаруживают при вскрытии трупа человека, умершего от шизофрении? Ничего! С точки зрения медицины это труп абсолютно здорового человека.
— Значит, плохо смотрели! — отрезал барон. — К тому же вы сами сказали, что этот пример с шизо… шизо…
— …френией.
— …френией не имеет никакого отношения к болезни моей жены.
— И да и нет. Имеет в том смысле, что есть недуги, проявления которых очевидно физиологические — смерть больного шизофренией, слепота мадам де Сен-Фюрси, — а причины чисто психические. Такие заболевания называют психогенными. Могу добавить, что лично мне визит вашей супруги доставил большую, очень большую радость.
— Я просто счастлив это узнать! — съязвил барон.
— Да-да, господин полковник! Вы подумайте — психогенная слепота! Какие только больные не приходили ко мне на прием — с психогенными язвами и гастритами, с психогенными анорексиями и сердечными спазмами, с психогенными запорами и поносами, язвенными колитами, бронхиальной астмой, тахикардией, гипертонией, экземой и базедовой болезнью психогенного происхождения, с диабетом, метритами, остеоартритами…
— Довольно! — барон в ярости вскочил. — Я вас спрашиваю в последний раз: моя жена симулянтка? Да или нет?
— Я мог бы вам ответить, будь человеческое существо единым целым, спокойно произнес доктор. — Однако это не так. Есть Я — осознанное, мыслящее, рассуждающее, то Я, которое вы знаете. Но под этим осознанным Я есть еще целый клубок неосознанных, инстинктивных и чувственных побуждений — Оно. А над осознанным Я есть сверх-Я — это как бы небеса, отведенные идеалам, нравственным принципам, религии. Итак, вы видите три уровня, доктор объяснял, оживленно жестикулируя, и барон поневоле заинтересовался. — Подвал — Оно, первый этаж — Я и надстройка — сверх-Я.
Представьте теперь, что устанавливается некая связь между подвалом и надстройкой, а на первом этаже об этом не знают. Представьте, что сверх-Я посылает команду вниз, но эта команда, вместо того, чтобы попасть к Я, минует Я и воздействует непосредственно на Оно. Оно выполнит команду, но выполнит ее как животное, каковым оно и является. Выполнит буквально, абсурдно. Отсюда и психогенные заболевания, то есть такие, причина которых в психике, но сознание и воля Я в них не задействованы. И это не только болезни, но и несчастные случаи, которые на самом деле представляют собой самоубийства, действия, совершенные во исполнение превратно понятого решения сверх-Я. Например, из нескольких тысяч человек, ежегодно попадающих под автомобили, многие — и это доказано — сами неосознанно бросаются под машину, исполняя приговор, вынесенный их сверх-Я. Самоубийства особого рода — намеренные, но бессознательные.
Эта речь убедила барона.
— В общем, вот что получается, — перевел он на более доступный для себя язык. — Ставка главнокомандующего отдает стратегический приказ, который по идее должен быть обработан штабом и уже в виде тактических приказов передан войскам. Но штаб о нем не знает, и приказ попадает прямо к унтер- офицерам, а те толкуют его неправильно.
— Совершенно верно. Я очень рад, что вы меня поняли.
— Ладно, как это делается, ясно. Но почему?
— Почему? Вот это и есть главный вопрос, который задает себе психолог. Ведь правильно ответить на него — значит вылечить больного. В нашем случае этот вопрос можно сформулировать следующим образом: почему Оно мадам де Сен-Фюрси получило от ее сверх-Я команду ослепнуть?
Барон, почувствовав, что речь пойдет о нем, снова распетушился.
— Сгораю от любопытства — почему же?
— К сожалению, ответить на этот вопрос можете только вы, — сказал доктор. — Я — посторонний человек. Мадам де Сен-Фюрси в плену у заболевания. Вы же, господин полковник — одновременно действующее лицо драмы и ее первый зритель.
— Что вы хотите от меня услышать? В конце концов, кто из нас врач?
— Я хочу услышать от вас вот что: есть ли в жизни мадам де Сен-Фюрси нечто, чего она не хочет видеть?
Тут барон снова вскочил со стула и повернулся к доктору спиной, оказавшись прямо перед большим зеркалом над камином.
— На что вы намекаете?
— Что-нибудь безобразное, аморальное, недостойное, унизительное, мерзкое; какая-то гнусность, находящаяся постоянно у нее перед глазами, так что есть только один способ не видеть ее — ослепнуть. Поймите, происходит соматизация, мадам де Сен-Фюрси превращает свое несчастье, невыносимое унижение в соматическое изменение. Она избавляется от чувства унижения, но унижение никуда не исчезает, оно лишь трансформируется в недуг, в данном случае в слепоту.
Все время, пока доктор говорил, барон, не отрываясь, смотрел на свое отражение в зеркале. Наконец он повернулся.
— Сударь, — выпалил он, — я шел сюда с подозрением, что меня водили за нос. Теперь же я убедился, что меня хотят повязать по рукам и ногам!
Сказав это, он быстро вышел.
Вернувшись в Алансон, барон объяснился с женой, да так, что она просто лишилась дара речи.
— Был я у вашего шута горохового, — сказал он. — И наговорил же он мне! Вроде бы ваше сверх-Я в заговоре с вашим Оно без ведома вашего Я. И какова же цель этих хитроумных козней? Соматизация! Они желают трансформировать гнусность, позор, мои похождения, да-да, сударыня! И каков результат? Психогенная слепота! Психогенная — значит, то она есть, то ее нет. Мой муж мне изменяет — хоп! — я слепну. Мой муж возвращается ко мне опля! — я прозреваю! Удобно, ничего не скажешь! Решительно, нет пределов прогрессу! Так вот, я — я говорю: нет! Нет вашему Оно, нет вашему сверх-Я, нет их заговорам! Соматизацией занимайтесь отныне без меня! Прощайте, сударыня!
После этой речи барон хлопнул дверью и вскоре уже был в квартирке на бульваре 1-го Стрелкового. Мариетта, сидевшая в дезабилье за туалетным столиком, оторопела, когда он ворвался к ней без предупреждения — у него оставался свой ключ. Прямо с порога он выложил ей все: о слепоте баронессы, об ее исцелении, о своей короткой поездке в Париж и об окончательном разрыве.
— Опять! — только и сказала девушка.
— Что опять? — растерялся барон.
— Опять окончательный разрыв. Один у вас уже был. Со мной. Шесть недель назад.
Последние двадцать четыре часа барон жил, будто шел в атаку — без оглядки. Первое произнесенное Мариеттой слово — это ее 'опять' — внезапно отбросило его назад. Все правда: он порвал с малышкой, чтобы целиком посвятить себя слепой жене! А она — что она делала все это время? Ждала его как паинька? С какой стати?
Барон кружил по комнате, частью от смущения, частью для того, чтобы вновь освоиться на этой территории. Наконец он решил вымыть руки и скрылся в ванной, но тотчас выскочил оттуда, потрясая механической бритвой.
— Это что такое?
— Моя бритва. Для подмышек, — объяснила Мариетта и очаровательным жестом высоко подняла руку, открыв подмышку — гладкую, влажную, соблазнительную. У барона закружилась голова. Он упал на
