утопал в этом фарсе все глубже.
– Вы знаете моего отца?
Мужчина кивнул.
– Лучше, чем ты. Я – твой отец.
В ушах что-то оглушительно засвистело. Володя почувствовал, что сходит с ума. Мир, понятный до вчерашнего дня, не просто трескался, а разлетался на куски. Вдребезги, как брошенная на пол ваза.
Что случилось? Ведь еще вчера он просто учился, чтобы родители отстали, работал и мечтал стать профессиональным фотохудожником. Еще вчера все было понятно. Может быть, непросто, со своими трудностями, но понятно. Так было всю его жизнь. Сколько он себя помнил. Пока накануне вечером он не обнаружил слежку, не принял эту игру в шпиономанию. Пока эта игра не закончилась бредовыми откровениями. И не менее бредовым сновидением про рогатого Хрущева и маленького мага, который в каком-то лохматом году рисовал генсека с рогами вопреки нравоучениям мага постарше.
Может быть, все это только сон? Но для сна слишком реалистично. Ощущения, звуки, запахи...
Ноги подломились, он пошатнулся. Мужчина, что назвался сперва Ником, потом отцом, дернулся было к нему, но Володя отпрянул.
– Нет!
И в этом слове почувствовалась ему вдруг какая-то невероятная мощь. Словно в трех буквах отрицания была заложена сильная магия.
– Нет, нет, нет, – повторял Володя. – Вы – сумасшедший.
– Я... – начал тот, но Володя не дал закончить.
– Мой отец дома. А вы сумасшедший. Пустите меня!
– Спроси у него сам, – спокойно посоветовал Ник. – Спроси у Игоря. Он расскажет.
Володя попытался рвануться вперед, в арку. Но на дороге у него стоял Ник. Сумасшедший. И это пуг
– Пустите меня! – взвизгнул он, чувствуя подступающую истерику, борясь с ней и осознавая, что из-за всего происходящего справиться с ней не сможет.
Ник послушно отступил в сторону. Володя еще раз недоверчиво пошатнулся, замер. А потом стремглав бросился под арку.
– Я загляну к тебе завтра, после работы, – догнал его спокойный голос Ника.
Слова оттиснулись в памяти, но не осмыслились. Мыслей не было. Только ощущение бреда, желание плакать и смеяться одновременно, а также страх. Какая-то животная паника, которая гнала его не хуже плети. Он бежал так, как не бегал никогда в жизни. Бежал под аркой, бежал по улице, через дорогу, трамвайные пути. Сквозь толпу встречающихся и гуляющих возле метро, несмотря на поздний час. Мимо палаток, попрошаек и плохих музыкантов, мучающих гитары и вымогающих деньги за эти муки. Через стеклянные двери, турникеты, эскалаторы, вагоны и переходы.
Он убегал от сумасшествия. От свиста в ушах, от ватности ног и бешено стучащего сердца. Убегал в свою обычную жизнь, пытался очнуться от реальности, казавшейся сном, проснуться в привычном мире, но ничего не выходило.
В себя он пришел уже где-то в районе «Парка Победы». Во всяком случае, понял, что он один, едет домой. И что за ним никто не следит.
Ника не было ни в вагоне, ни на улице. И пока Володя шел от метро до своего подъезда, у него ни разу не возникло ощущения чужого взгляда, устремленного в спину.
Володя сидел на лестнице возле своего этажа и не знал, что делать дальше. На ступеньке было холодно, но домой идти он не мог. Понимание этого пришло вдруг, когда полез в карман за ключами. Вот он откроет дверь, а там... Там родители. Его или не его? И как спросить об этом? Или рассказать историю про сумасшедшего на улице? Как рассказать? Все, что с ним происходило, пугало.
«Тореадор, смелее в бой», – запиликал динамик.
Володя вздрогнул, повернул голову и уставился на лежавший рядом мобильник. Телефон вибрировал и скребся о холодный бетон. Мигал экран.
Володя поежился. Еще больше пугало то, что если начать все это рассказывать кому-нибудь, то звучать история будет смешно и глупо. А если не рассказывать, то останутся червоточины в душе, нелепые и страшные вопросы. И в любом случае войти домой, как ни в чем не бывало, и завести непринужденную беседу он не сможет.
Телефон застыл. «Тореадор» умолк, так и не набравшись смелости. Володя посмотрел на часы. Отстраненно подумал, что сидит здесь уже больше полутора часов. Снова затрещал телефон. Другой мелодией. Романтичной и ласковой. Что за музыка и кто ее автор, Володя не знал, но мелодия ассоциировалась с Ольгой. Собственно, музыка эта и стояла на ее персональном звонке.
Володя взял трубку, попытался натянуть на лицо улыбку, чтобы хоть немного оживить голос, и нажал «прием».
– Алло.
– Вовка, ты где? – голос Ольги звучал взволнованно.
В груди екнуло. Неужто этот старый урод в плаще добрался и до нее?
– Что случилось? – хрипло спросил он.
– Ничего, – Ольга была явно озадачена вопросом. – А у тебя? Мне твои родители звонили. Искали тебя.
– Все в порядке, – Володя снова попытался добавить улыбки в голос, получилось паршиво. – Просто моя мама – паникер. Все хорошо, солнышко, задержался на работе. Уже почти добрался до дома.
– Они говорят, ты трубку не берешь.
– В метро был. Не слышал. Я позвоню тебе, когда буду дома.
– Хорошо, – сказала Оля, и трубка запищала короткими гудками.
Теперь придется взять себя в руки и войти все-таки в квартиру. Там небольшая разборка с мамой... Если она вообще ему мать. О, черт! Собравшийся было встать Володя без сил рухнул обратно на ступеньки.
Снова ожил телефон.
«Тореадор, смелее в бой!»
Знал бы несчастный Бизе или протопавший по его стопам Щедрин, что эта мелодия станет пиликать в мобильниках. Наверное, удивлению их не было бы предела.
Володя поднял трубку.
– Алло.
– Ты где? – голос отца был уставшим. В нем дремало напряжение и тщательно скрываемое волнение.
– Здесь, – тихо ответил Володя. – На лестнице сижу.
Врать не хотелось.
– Давно сидишь?
– Давно.
Связь оборвалась, тут же распахнулась дверь, что вела от лифта на лестницу. Отец держал в руке отключенный мобильник и покусывал черный с намеком на седину ус.
Володя молчал. Что говорить, он не знал. Все было странно, да и папа вел себя неестественно. Убрал телефон, прошел на лестничный марш, прикрыв за собой дверь. Володя с удивлением заметил у него в руках пачку «Муратти». Курить отец бросил пять лет назад и очень этим гордился.
– Что произошло? – спросил отец негромко.
– Ничего, – попытался уйти от разговора Володя.
Папа посмотрел внимательно. Достал сигарету из пачки. Щелкнула зажигалка, взвился огонек. Володя отметил, что у папы дрожат пальцы.
– Я тебе когда-нибудь врал?
Володя покачал головой. Даже если отец когда-то и лукавил, то сын этого не замечал. Отношения между ними всегда были дружескими и достаточно откровенными.
– Тогда давай и ты мне врать не будешь. Хотя бы сейчас.
Володя кивнул.
