настороженно, и ему даже без чтения нотаций простили случайно разбитое во время перемены окно в рекреации первого этажа.
Сложнее всего приходилось с отцом. Называть его так Иво было трудно, но постепенно он привык. На какой-то момент в их отношениях возникло что-то странное, когда взрослый вроде бы чуть теплее относился к подростку, а тот встречал это настороженно и с опаской.
Однако со временем Иво загнал мысли об этом вглубь, и теперь воспринимал живущее с ним в комнате существо как настоящего отца, без каких-либо сомнений, хотя и знал, что это не так.
– Куда прешь?! – Иво едва не «вошел» в громадный стеклопакет, который четверо грузчиков пытались внести в парадное, в то время как дверь была для этого маловата.
Парень обогнул их и понял, что стоит около библиотеки, где в последние полтора месяца проводил большую часть свободного времени. Он толкнул дверь, открывшуюся с легким скрипом, вошел и прошагал мимо абонементного зала в читальный.
– Как всегда, учебники по биологии, физике, химии? – усмехнулась старушка-библиотекарь. Ее очки с толстыми линзами искажали глаза так, что они казались очень большими. Однако пожилая дама была человеком на все сто процентов.
– Да, – улыбнулся в ответ Иво. – Чтобы поступить, надо все хорошо знать. Конкурс большой.
– На медицинский?
– Ага.
Старушка помедлила, огляделась, а потом перегнулась через стойку и тихо сказала:
– Ты когда документы сдавать будешь, намекни, что готов работать с любыми пациентами. Кому именно намекать – поймешь.
– Не понимаю, – Иво удивленно посмотрел на библиотекаршу.
– Чего тут не понимать? – старушка раздраженно откинулась назад и зашептала громче и яростнее: – Я тоже все вижу, и даже кое-что могу, только не так много, чтобы заинтересовать серьезных людей. Я видела, как ты вчера смотрел на дейвона, севших позади тебя. В этом нет ничего такого, я тоже, бывает, их увидев, нервничаю. А в медицинские вузы поступить очень непросто, там в приемных комиссиях нелюди, и чужих не пускают. Им нужны врачи, которые за Пеленой видят. Что такое Пелена, знаешь?
– Знаю, – ошарашенно произнес Иво.
– Ну, так намекнешь им – мол, готов лечить всех. Они тебе помогут: и с общежитием, если надо, и спецкурсы прочитают. У меня внучка с третьего раза поступила, но ей сложнее было – она сквозь Пелену не видит. Ладно, на тебе книги, иди, читай.
Иво прошел к своему постоянному месту у окна, разложил учебники, собираясь, как обычно, чередовать разные дисциплины, чтобы не устать слишком быстро, но недавний разговор не шел из головы.
Значит, он не единственный человек, видящий сквозь Пелену. А еще, значит, есть «серьезные люди», которых можно заинтересовать, если ты что-то «можешь». Но что именно? И как?
Поразмышляв немного на эту тему, он встал и подошел к библио-текарше.
– А есть книги по всему этому?.. Ну, по Пелене и тому подобному?
– У нас нет, – сурово ответила дама, но тут же смягчилась: – В Публичной библиотеке есть, в университетских запасниках. Ты лучше пока учебники читай, потом, когда станешь врачом, многие двери сами откроются. Хороший терапевт или тем более хирург всегда имеет нужные связи.
Этот ответ Иво не понравился, но настаивать или расспрашивать о сказанном ранее он не решился. Сев на свое место, он открыл учебник органической химии и заставил себя вчитаться.
Все написанное там Иво знал, но некоторые нюансы постепенно вымывались из памяти, поэтому он еще и еще раз перечитывал учебники.
В аттестате у него из шестнадцати предметов было десять пятерок, четыре четверки и две тройки – по русскому языку и геометрии. Причем по геометрии учитель поставил низкую оценку из вредности, и даже разговор с завучем, которая вытягивала хорошистов на четверки, а отличников на золотые медали, не помог.
Когда есть захотелось уже нестерпимо, Иво сдал книги и пошел домой.
Этот прием он придумал давно – если очень хочется есть, надо начать что-то делать или куда-то идти, пообещав себе, что там-то уж точно поешь. И желудок успокаивался, покорно ожидая пищи.
По пути он купил овощи и триста граммов говяжьих костей. Отца дома не было, и парень спокойно занялся готовкой. Солнце уже давно миновало полдень, Иво поел борща собственного приготовления и успел немного поваляться с зачитанным до дыр томом «Айвенго», когда пришел отец.
Он был мрачнее обычного, в авоське тренькали две бутылки коньяка.
– Иво, нам нужно поговорить, – с ходу, даже не посмотрев на борщ, заявил он. – У тебя когда экзамены начинаются?
– Через полторы недели, – парень удивился тому, что отец столь многословен.
– Ты к ним готов?
– Наверное, да, – осторожно произнес Иво.
Ему не нравился ход разговора, он бы предпочел налить борща в миску и смотреть на то, как отец, прихлебывая из пиалы коньяк, будет есть, а потом просто сидеть, изредка поглядывая в окно. Именно так проходила большая часть времени в этом доме.
Лишь иногда, не чаще раза в месяц, а то и в два, раздавался звонок телефона. Отец брал трубку, выслушивал, говорил: «Все устраивает», а потом – когда сразу же, когда через пару часов, а когда и на следующий день – исчезал. Причем Иво никогда не замечал этого момента – вот только что отец сидел на табуретке и держал в руках пиалу, а в следующее мгновение его уже нет дома.
А через несколько часов или – очень редко – через день отец вновь появлялся на табуретке, потягивал коньяк, а в доме заводились деньги, впрочем, как правило, не очень большие. Их всегда хватало на еду и коньяк, и почти никогда – на новые вещи.
– Ты уже знаешь, что я не твой отец, настало время для более подробного рассказа.
– Зачем? – тихо спросил Иво.
– Скорее «почему?». Потому что сегодня ты уйдешь отсюда и начнешь собственную жизнь. Не перебивай! Твоего отца я не видел никогда, а мать наблюдал в течение двадцати минут, когда ее вытащили из утонувшей в Смоленке «Волги».
Иво промолчал. С детства отец приучил сына – приемного – к единственному правилу этикета, выгодному ему. К тому, что перебивать старших невежливо.
– Она была беременна тобой, причем у нее шансов не оставалось, а ты мог выжить. Ты находился на грани – и любое вмешательство выкинуло бы тебя в посмертие. Ты заинтересовал меня как опыт, продолжение исследований, которые вели мои предшественники. Проще всего их назвать моими отцом, дедом и прадедом, хотя мы размножаемся иначе, чем вы, и это все совсем не так. Я извлек тельце из трупа и выходил. Ты был моим экспериментом.
Иво, несмотря на паузу, которую он, судя по замыслу приемного отца, должен был заполнить, снова промолчал.
– Мы живем рядом с вами тысячи лет, мы пользуемся вашей культурой и вашими продуктами, мы стали частью вас и не заметили этого, – но мы вас не знаем. – Существо улыбнулось; оно редко это делало, и обычно не в самые веселые моменты. – Ты стал логическим продолжением эксперимента, который начали сотни лет назад. Сейчас я могу точно сказать, что та часть эксперимента, объект которого ты, – закончена, и пока ты не начал превращаться в мое искаженное отражение, я решил выгнать тебя.
– Отец… – не осознав еще масштаба катастрофы, пробормотал Иво.
– Называй меня «Эддинг, отпрыск Фиона». Эдуард Фердинандович – это для тех, кто меня совсем не знает, а «отец» – для человека, которым был ты до сегодняшнего дня. Иди, общайся, пробивай свой путь, достигай своих вершин. Если будет совсем плохо, то я помогу, но не жди, что сделаю это с удовольствием. Ты помнишь, как впервые увидел меня таким, каким видишь – сейчас?
– Да.
– Тогда я сказал тебе, чтобы ты продолжал считать меня отцом. Честно скажу, ставя себя на твое место, я не мог представить, как такое может продолжаться. Но ты быстро привык. Это одна из причин, по которой мы исследуем вас, людей, – ваше умение примиряться с очевидными несоответствиями. Обычные люди видят мир через Пелену, как в магазинном зеркале, показывающем клиентам то, что они хотят
