качествами. И могла сама за себя постоять. Валерия до появления внуков могла передохнуть в вечной борьбе за нормальную жизнь.
А теперь в ее жизни, когда не стало мужа, когда забота о дочери ушла с первого на второй, на третий, другой план, случился искусствовед Юрий Владимирович. Мужчина, оценивший в ней и увядающую… ой, тьфу, тьфу, тьфу, не совсем еще ушедшую… красоту, образованность и желание почувствовать жизнь по-новому, от которого две недели ни звонка, ни телеграммы. Хотя поначалу он звонил, интересовался погодой в Москве и настроением Валерии.
Фотографии, фотографии… Архитектура древней цивилизации, море, солнце, цветы, весна… Резкий звонок телефона моментально выдернул Валерию из просмотра фотографий.
— Алло. — Вздох Валерии Николаевны был откровенно разочарованным.
— Лера, это Юра, Юрий Владимирович.
— Что?!
— Мне нужно с тобой поговорить.
— По делу? — пролепетала Валерия тоном школьницы, дождавшейся звонка от одноклассника, в которого была влюблена целую четверть учебного года.
В телефонной трубке возникла пауза, и Валерия испугалась, что связь прервалась. Но голос Юрия Владимировича возник снова.
— Понимаешь ли, Лерочка. Я сопротивлялся, мне было неудобно. Но он… он заболел. Он из-за Ани заболел. Он выставил две картины в дорогом художественном салоне. Обе купили. И теперь он с ума сходит, что у него нет ее образа… Он не может вернуть картины — и не может без них…
Оглянувшись на странный вскрик тети, Вовчик увидел ее побледневшей и испуганной. Тетя Лера смотрела не на него, не на стену, а куда-то в пространство воспоминаний. Она провела дрожащими пальцами по бровям и растерянно ответила в телефонную трубку:
— Ничего не понимаю.
Вовчик снял наушники. Сосредоточившись, он расслышал последние фразы тети и голоса в трубке.
— Сложно объяснять по телефону, я приеду и покажу. Могу завтра или послезавтра.
— Да приезжай когда хочешь.
— Я сейчас хочу.
— Так ты в Москве?
— Да.
Тетя бледнела на глазах. Вовчик наклонился ближе к телефону.
Глядя то на него, то в прошедшую Италию, Валерия Николаевна прошептала:
— Так и приезжай.
В три движения мышки Вовчик вышел из компьютерной игры.
— Я в магазин пойду, теть Лер?
Положив трубку, Валерия Николаевна невидящим взглядом посмотрела на племянника:
— Да… иди…
Кухня-столовая нашего дома светилась всеми тремя люстрами и двумя бра.
Мы парковались под навесом, а тетя Лиля уже стояла на крыльце, подбоченясь и готовясь ругаться. Минуту, не меньше, она рассматривала меня, не понимая, кого ведут в дом в неприлично-откровенном наряде. Но быстро сориентировалась.
— Я так и думала! Я подозревала, каким образом она зарабатыват деньги! Нет, вы только гляньте! Родной браточка с утра до ночи сидит в магазине, деньгу зашибает, а она пьяная по ресторанам шастает, подолом вертит…
На этом предложении она внезапно замолчала, встретив наши взгляды. Возмущенный Толика, мой трезвый и взгляд любимого сыночка, который только что не крутил у виска пальцем. Толик подошел ближе к новоявленной тетке.
— Чего вы орете? Даня спит.
Я прошла мимо Лили в дом. Навстречу мне вышла заспанная, в короткой ночной рубашке Ниночка.
— Опять воспитыват? Она у нас дома тоже постоянно орет. Машка! — Нина наконец-то протерла сонные глаза. — Ничего себе! Откуда ты взяла это? Прелесть какая!
Восхищение Нины моим откровенным нарядом возмутило тетю Лилю, но децибелы визжащего голоса она снизила.
— Ишь, дурной пример заразительный. Толик, она плохо влият на Ниночку. И это, как она лихо подарки вчера раздавала, ажн страшно было! Родственники, конечно, дело святое, но разбазариват чужое добро не дело!
— Какое чужое? — не понял Толик.
— Ну, как же! Удочка за десять тысяч, пылесос за пятнадцать. И по мелочам тысяч на двадцать.
Я, между прочим, росла в пролетарском районе. За подобные многодневные высказывания «не по делу» у нас с ходу били в морду. Но я опять сдержалась.
— Чаю хочу попить, устала, пойдемте на кухню.
Тетя Лиля заворчала себе под нос:
— Ишь, устала она в ресторане гульбанить.
Обернувшись, я долго посмотрела на Сашу. У него тут же изменилось настроение со снисходительного на агрессивное.
— Мама, помолчи ты! — громко прошипел он в лицо матери. — Она первый раз в жизни так оделась…
— Лиха беда начало.
— Слушайте, тетя Лиля, — мое терпение заканчивалось, и я невольно перешла на тон, более мне привычный, — нам, конечно, нужна помощница по хозяйству… Но молчаливая! Иначе завтра же вы соберете свои манатки и поедете в деревню к мужу, невестке и свекрови! А насчет того, как я деньги зарабатываю, объясняю. Я с четырнадцати лет работаю у мамы в магазине. И за прилавком по двенадцать часов, и за кассой, и на складе.
Ковыляя на непривычно высоких каблуках модельных туфель, я шла по асфальтированной дорожке к дому, и все невольно спешили за мной.
— Мне принадлежат восемьдесят процентов магазина и семьдесят пять этого дома, потому что деньги на первоначальное развитие были мои и моей мамы. Я люблю Толю как брата и даже после его женитьбы не собираюсь делить капитал. И не доставайте меня больше! Понятно?
Высказавшись, я села за стол на кухне, и Ниночка, не обращая внимания на мой монолог, поставила передо мной чашку горячего крепкого чая, сладкого, с лимоном, как я люблю.
Тетя Лиля стояла у входной двери столбом, глупо моргая глазами. Но, как все прирожденные стервы, она отличный психолог с прекрасной реакцией. Повернувшись к нам, Лиля сделала обиженное лицо и начала обвинять всех подряд:
— Сын родной, называтся. Ничего не объяснил! Со мной никто не разговаривает. Ни Толик, ни ты, Ниночка. Словом не с кем перекинуться. Маша, прости ты меня, дуру, я ж не знала. Ты такая уверенная, красивая, я думала, ты у Толика на шее сидишь, а оно вона как… Прости.
И тетя Лиля всхлипнула, достав из фартука носовой платок. Менеджеры тренингов отдыхают! Я искренне восхитилась.
— Вот, ребята, кого надо на переговоры брать. Тетя Лиля, вы остаетесь в доме, буду у вас брать уроки актерского мастерства.
— Не понимаю, о чем ты, Машенька. Пошедши я к себе в комнату, прилягу. Так устала за день, так устала…
И тетя Лиля походкой оскорбленной девственницы пошла к себе в комнату.
— Высший пилотаж, — оценила я.
— Вот она всегда так, — пожаловалась Нина. — И все мы оказываемся виноватыми.
