Он ушел в половине одиннадцатого, а в одиннадцать в мою квартиру вошел Андрей.
Лежа в кровати, где собралась наконец нормально выспаться, минуты две я смотрела на его злое лицо, пока не сообразила:
– Где ты взял ключи? Слепки, что ли, сделал, домушник-любитель? – Братец наливался нездоровой гневной краснотой. – Чего ты молчишь?
– Ты… с детства контуженная. Ты не понимаешь, почему до сих пор жива. Не понимаешь потому, что не знаешь. – Андрей расстегнул пальто и скинул его на пол. Стерва, спящая у тапочек, взвизгнула и забилась под тумбочку. – Это я, я тебя из-под удара отвел. Даже то, что твой Леша заплатил деньги, не могло спасти тебя. Нам сигнализировали наши люди, что Жора решил тебя убить, и он убил бы тебя, но я пригрозил ему своим вмешательством. И не только из родственных чувств. А ты что делаешь?
Сон, значит, отменяется. В таком состоянии люди орут не меньше часа.
– Андрей, я не расслышала о «контуженной», – ангельским голосом пролепетала я. – Подробнее, пожалуйста.
Братец сел на край кровати, оперся руками о ходящий волной матрас и навис надо мной, дыша, так сказать, «праведным гневом».
– Я бы с таким наследством давно большие дела бы делал… А ты…
С удовольствием врезала бы братцу по морде. Но он из тех «джентельменов», которые могут ответить.
– Андрей, ты не отвлекайся, ты ближе к злободневной теме, объясни, чем тебя так не устраивает мое поведение.
Андрей, почувствовав глупость в позе, когда его руки ходили в такт водяному матрасу, вызывая угрозу его устойчивости, а не страх собеседника, сел нормально:
– Это я с Жорой договорился, и тебя не убили. С начальством освобождение согласовал. Твой Лешка почти создал новую типографию… А сегодня, блин, я узнаю, что его на работе нет. Исчез. Ты ему помогла?
Андрей ударил по одеялу и попал рядом с больной коленкой. Я дернулась и вскочила:
– Осторожней, братец. Нас, родственников, не так много. Убьешь в запальчивости, знаешь, сколько потом бумаг объяснительных писать придется?
– Сука, ой сука, – провыл Андрей.
– Ты что думаешь? – Я встала и, не стесняясь, надела спортивный костюм на голое тело. – Что ты о себе думаешь? Я, или Леша, или мои родители, мы что, куклы безмозглые и бесчувственные? Партию в людишек вместо шахмат захотелось разыграть? А мы живые и мыслящие, а значит, не всегда предсказуемые. Знаешь, как вы меня все за это время достали? Вы, самоуверенные, наглые, думающие только о собственном брюхе и кармане?
– Я?.. О брюхе?.. Деньги?..
Андрей тоже встал, и кисти рук его то сжимались, то разжимались, точно брат не мог решить – задушить меня или только ударить.
– Я разве для себя? ФСБ – это безопасность страны, это мирная жизнь населения… это экономический рост и благоденствие…
Обув тапочки, я достала из-под тумбочки дрожащую Стерву и гладила ее, успокаивая:
– Боже мой! Какие слова! Ты, Андрюша, вроде бы не был комсомольцем и тем более партийным функционером? Откуда такой патриотический задор?
В спальне нависло напряжение. Не знала до этих пор, где у братца самое чувствительное место, теперь знаю – в голове, в вопросах безопасности страны… как он их понимает. Надо ломать ситуацию.
– Кофе будешь? – Я пошаркала на кухню, не сомневаясь, что брат пойдет за мной. – Или чай? Сядем за стол, и ты мне все подробно объяснишь. Может, я чего действительно не поняла и сделала глупость? Полдвенадцатого дня, ни заснуть, ни поработать.
Братец посмотрел на меня сначала с подозрением, затем со снисходительностью… и согласился.
Мы сели на просторной кухне.
Стерва, потягиваясь лохматым тельцем, устроилась на подстилке около своей миски и смотрела на нас, недоумевая.
Первые пять минут мы с Андреем усиленно делали вид родственников за привычным легким семейным завтраком. На шестой минуте настало время разговора.
Андрей вытер руки о салфетку и попросил дорезать сыра. А почему нет? Дорезала. Красиво положила на тарелочку и поставила поближе к дорогому брату.
– Кушай, Андрюша, только объясни мне, чего именно ты от меня хочешь?
Андрей совершенно серьезно заявил:
– Стране нужны деньги.
Я не знала, что ответить на такое заявление. Можно только смотреть, открыв глаза, и офигевать.
– Страну устроят поддельные деньги? – искренне удивилась я и продолжила: – Извини за банальный вопрос, а кому не нужны деньги?
– Ты не понимаешь… Знаешь, сколько стоит самая элементарная операция по освобождению офицера средней должности из плена?
– И сколько же?
– От ста до полумиллиона, – округлив глаза, сообщил Андрей. – Это не считая суммы выкупа. Нужно собрать информацию, чаще всего за деньги, заплатить людям, экипировать их, подготовить пути отхода. Опять же взятки, оружие, транспорт.
– А сколько стоит освободить солдатика?
Андрей долил кофе, от вопроса отмахнулся:
– Фильмов насмотрелась. Эти обычно выбираются сами.
– Или не выбираются. Нет, Андрей, не нравится мне твой подход. Выкупить офицера… Очень благородно. Но дешевле не начинать войну. Ты используешь человека для изготовления фальшивых денег – преступление, затем человека необходимо уничтожить – еще большее преступление, подчистить свидетелей – преступление, не оправданное ничем. И все для блага государства. Не может правое дело использовать кровавые деньги.
Андрей ел бутерброд с осетриной и смотрел на меня в упор с фанатизмом иезуита.
За окном мороз, тишина. Тиканье часов на стене. Андрей отхлебнул кофе. Совершенно неожиданно мне стало его… Жалко?
– Послушай, Андрей. Если не хочешь очень крупных неприятностей, уезжай немедленно из Москвы. Лучше с Казанского вокзала. Выйди в любом поразившем тебя задрипанностью городишке и останься там на недельку.
– С ума сошла? Меня с работы уволят. – Оценив мое настроение, он что-то сообразил, и тон его изменился на более человечный: – А что будет-то?
– Думаю, что захват типографии и банды.
– Типографию нашли? – спросил он с придыханием.
– Нашла. – Я положила в чашку с кофе две ложки сахара, подумала и положила третью. – Не стреляй глазами, она уже обложена со всех сторон. Уезжай, Андрей, придумай отговорку и уезжай.
– А ты?
– Спасибо, что спросил. У меня через неделю билет в Париж. Еду в составе делегации Министерства здравоохранения. Андрей, хватит байки слушать, собирайся и уезжай.
– Не уеду. – Взгляд брата снова затвердел. – Не имею права сбегать при любых обстоятельствах.
Андрей допил кофе и поцеловал меня в щеку. Наклонившись, погладил задремавшую на половике Стерву. Стерва от удивления вздрогнула, но кусать дотронувшуюся руку не стала. Ритм действий Андрея с первых шагов до одевания в коридоре все убыстрялся. Из квартиры он уже выбежал.
Первый час пополудни. Воскресенье. Вызову милицию сейчас. Мне не нужно набирать 02, мне достаточно подняться на четвертый этаж и жать на кнопку звонка до тех пор, пока сонная Мила не откроет дверь.
Мила открыла дверь, не открывая глаз, и просыпаться не желала:
– Ты чего, Насть?
