Атаджанов отсутствует целыми днями, на службу уходит рано, возвращается поздно…
Адыл-негодяй выхватил кинжал длиной в полметра, с силой вонзил его в землю.
— О боже, не дай остыть в груди пламени мести!
Могильщик подлил в пиалы чаю. Разговор пошел о мертвеце, которого хоронили сегодня.
— Это была женщина? — поинтересовался Аббасов.
— Женщина, — подтвердил могильщик.
— Ты знал ее раньше?
— Нет, мой благодетель. Не знал.
— Откуда тогда тебе известно, что у нее есть золотые зубы? Гляди, коли проваландаемся попусту, как вчера…
— Уверен, что на этот раз повезет. Провожать покойную приехали на пятидесяти легковых машинах! Покойник из уважаемого дома не может быть без золотых зубов.
Суфи предложил идти на дело, завернувшись в саван: если кто заметит ненароком, примет за привидения и даст стрекача. Адылу-батталу предложение понравилось. Он молча обмотался саваном, схватил прислоненную в углу лопату. Могильщик взял кетмень и они выскользнули во тьму.
Чудак я, чудак, перетрусил в тот раз, приняв тени от дерева за черт-те что! Пугаться следовало бы сейчас: призраки в саванах подходят к свежезасыпанной могиле, принимаются разрывать ее. Увидев, как похудел Аббасов, я, грешным делом, пожалел его, решив, что он здорово обессилел. Орудовал же он сейчас лопатой — дай бог! Даже привычный к такому делу Могильщик Суфи еле поспевал за ним. Видно, добыча очень уж привлекала.
Вот и разрыли могилу. Суфи спрыгнул в яму… Дальше я не мог смотреть — отвернулся; слышал, как Могильщик заклацал клещами, как ударялся металл о металл… В голове у меня помутилось, к горлу подступила тошнота — еле сдержал себя. И я ничем не мог помешать негодяям, ведь я на службе и должен беспрекословно выполнять приказ, ни во что не вмешиваться.
— Вот, мой благодетель; рука у вас, как всегда, легкая, — сказал Могильщик, выбираясь из ямы, — Плюньте мне в лицо, если здесь меньше пятидесяти граммов золота!
Потрошители мертвецов вернулись в склеп святого шейха. Пересчитали золотые коронки, взвесили на ладонях, бросили в грязный, замусоленный, но довольно; туго набитый мешочек. Выходит, не первую могилу разворошили эти негодяи, не первого покойники осквернили… Они, видно, грабили могилы с тех самых пор, как баттал бежал из-под следствия.
Оборотень Аббасов взвесил в руке мешочек, встряхнул его — коронки жалобно звякнули.
— Здесь всего граммов триста, не более, — вздохнул Адыл-лиса. — Этим не откупишься от Шакира, запросто заложит.
Он прищурился, закусил губу и надолго замолчал, уставившись в одну точку. Потом встрепенулся, выхватил свой кинжалище, вонзил в землю.
— Могильщик!
— Слушаю вас, избавитель мой!
— На колени!
— Благодетель… я…
— На колени, говорю! — свирепо прошипел сквозь гнилые зубы «благодетель». Суфи, не отрывая испуганного взгляда от кинжала, опустился на колени.
— Клянись, что никому ни слова не скажешь о том, что увидишь сейчас. Иначе вот этот кинжал отсечет тебе голову!
Могильщик поклялся. Он дрожал, как осиновый лист.
Ах, вот оно в чем дело, оказывается! Самый большой клад оборотня — наследство, оставленное ему отцом-скототорговцем, — хранился в одной из могил на этом самом кладбище. Шакиру-законнику он соврал, когда говорил, что все сокровища хранятся в далеком кишлаке. Клад он перевез и припрятал под старым тутовником, когда умерла средняя жена.
Два негодяя сдвинули в сторону покрытый мхом мраморный памятник, разрыли могилу и выволокли тяжелый стальной сундук. Затем все вокруг привели в прежний вид, поставили памятник на место. Проделали они все это очень быстро и споро, но зато взмокли от пота, часто пугливо озирались, припадая на семлю при каждом шорохе. Глаза их горели безумным огнем. Боже мой, подумал я, до чего же может дойти человек! Или эти — уже давно не люди?..
Оттащили сундук в склеп. Оборотень опустился перед ним на колени, положил голову на крышку и надолго замер, словно заснул безмятежным сном. Вдруг плечи его затряслись, раздались какие-то всхлипы, и Адыл-разбойник в голос заревел, точно младенец:
— Папа, папочка мой родной!
— Благодетель… Успокойтесь… — слегка дотронулся Могильщик до его плеча.
— Для того ли вы копили богатства, чтоб ваш сын спал в склепе, в соседстве с мертвецами?! Для того ли вы старались, чтобы я, как волк, хоронился от людских глаз?! Жить бы мне да жить, не тужить, а тут… й-а-а!
— Не плачьте…
— Папочка мой!.. — И вдруг баттал умолк, точно выключили радиоприемник на полуслове. Оборотень отер рукавом слезы, вставил кинжал в замочную скважину… Раздался мелодичный звон и крышка сундука откинулась назад. Сундук доверху был полон золотыми монетами, старинными украшениями, каких не встретишь даже в музеях, кольцами, перстнями, браслетами, — все это засверкало, заиграло при слабом свете свечи. Два живых трупа алчно ухмылялись, облизывая пересохшие губы.
— Вот этот пистолет тоже папочка оставил мне, земля ему пухом. Из Кашгара привез. — Аббасов спрятал пистолет и запасные обоймы в карман, гордо распрямился. — И вот я опять король! Ты слышишь, Могильщик?! Это золото вернуло мне силы и могущество! Теперь со мной не справится ни милиция, ни суд, ни сам господь бог! Опять я шах сего города, его шахиншах!
Через полчаса Могильщик Суфи запеленал «будущего шаха» в саван, уложил в гроб, точно младенца в кроватку, заколотил дверь склепа и отправился восвояси.
Ненужная профессия
Могу поклясться, что парк наш за все время своего существования не видел столько народу, сколько теперь за один день. А веселье, бьющее через край? А праздничный, нарядный вид людей? Это уж само собой разумеется. Трубят карнаи-сурнаи, гремит барабан. Текут, текут по улицам рекою маленькие девочки с пышными бантами, шустрые мальчишки, зажавшие в ладонях мелочь, сэкономленную на завтраках; парнишки-старшеклассники — активисты борьбы за хорошую успеваемость; энергичные дружинники с ярко- красными повязками на рукавах, молодые красавицы; рабочие, восставшие против пьянства, — да что там перечислять, весь, весь городской люд течет по улицам, вплоть до старичков с больной поясницей и старух, не сумевших отыскать очки и посему злобствующих по адресу снохи.
У водопроводной колонки стоят две такие старушки.
— Что там сегодня в парке, подруженька, вы не знаете?
— А вы, милая, разве не слыхали?
— Нет, ничегошеньки не слыхала.
— Так ведь там сегодня слет проходит.
— Понятно. То-то я думаю, почему сегодня мой убежал спозаранок, приоделся, прихорошился? Праздник вроде, а он говорит: «Сегодня похороны. Будем хоронить преступность».
— Товба! Где это видано: похороны с музыкой[20]?
— Кто их знает, новая мода, наверное!
— Ой, да ведь у меня масло сгорает!..
Да, старуха не ошиблась — в парке проходил слет. Районный слет помощников милиции. Я сам до сих пор не понимал, оказывается, значения этого слова. Теперь-то уж знаю, меня не проведешь. Слет — это мероприятие, в начале которого играют карнаи-сурнаи, в середине говорят длинные речи, и все
