Девушка обиженно передернула плечами и незаметно скользнула взглядом в сторону молодого человека. Понял ли он намек? Не смеется ли над выходкой матери? Но Анатолий сидел с непроницаемым лицом, словно ничего не видел, ничего не слышал.
Поезд остановился. Высунувшиеся из окон пассажиры перекликались с встречающими.
— Почему-то Поля не видно. Или не получил телеграммы? — волновалась Троицкая. — Носильщик! Носильщик!
— Могу помочь! — предложил Анатолий.
В руке он держал небольшой новенький чемодан.
— Нет уж… спасибо! — отозвалась, не обернувшись к нему, Агния Львовна. — Носильщик! Где же носильщик? — сердито кричала она.
Пассажиры везли с собой много фруктов и сразу же перехватывали носильщиков. Вагон пустел. Не выпуская лаковую сумку из правой руки, Троицкая взялась этой же рукой за чемодан, другой подхватила перевязанный веревками ящик с фруктами и, согнувшись, потащила все это к выходу.
— Не забудь портплед, саквояж, решета… Я пришлю носильщика, — нервно говорила она дочери.
Анатолий мягко, но решительно взял из рук девушки объемистый портплед, поднял три связанных решета с виноградом, свой чемодан и пошел вперед.
Агния Львовна увидела выходящего из вагона Анатолия с их вещами, рядом с ним свою дочь и, уже не надеясь на носильщика, двинулась вперед по перрону. Через минуту она обернулась и увидела, что Анатолий швырнул вещи на перрон и ринулся под вагон. Она оцепенела, инстинктивно взглянула' на свою ношу в правой руке. Сумки с деньгами не было… Ошеломленная, она выпустила чемодан. Одновременно из руки выпала кожаная ручка от сумки…
— Вор! Держите вора! — закричала она.
Подбежала Лика. Их мгновенно окружила толпа. Появились два милиционера. Пока Троицкая сбивчиво рассказывала о случившемся, потрясая ручкой от сумки, дочь собирала вещи в одно место.
Мать была близка к истерике. В сумочке было около трехсот рублей. Вместе с ними пропали паспорта, золотые часы, у которых сломался браслет, бусы из гранатов.
Один милиционер полез под вагон, второй попросил пострадавшую зайти в вокзальное отделение милиции, чтобы составить протокол.
Теперь вещи несли носильщик и шофер, с опозданием приехавший за Троицкими. Лика шла, опустив голову, красная от стыда. Она называла себя круглой дурой, девчонкой, которую так легко обманул первый встречный. Если бы Троицкая была спокойнее, она бы заметила состояние дочери, напомнила ей о том, что предупрежу дала, предвидела…
Они вошли в комнату милиции. Только что выпущенный из школы молоденький сержант с едва пробивающимися усиками заменял ушедшего на обед дежурного. Сержант был горд собой, новым мундиром, своей ответственностью. Единственное, что его смущало, — это маленький рост и молодость. Но и то и другое он старался возместить подчеркнутой официальностью и строгостью. Он обстоятельно расспросил потерпевшую, и Троицкая подробно описала наружность молодого человека, назвала его имя и фамилию, московский адрес. Дежурный взял телефонную книгу, нашел телефон квартиры и попросил позвать кого- нибудь из Русаковых. Он сказал, что звонят из милиции, проверяют адрес Анатолия Владимировича Русакова. Значит, адрес правильный? Нет, спасибо, больше ничего…
Протокол был почти готов, когда дверь открылась и в комнату ввели двоих. Один из них был Анатолий Русаков. Из его носа капала кровь, левая щека была расцарапана, комбинезон на груди разорван.
— Он украл! Этот самый! Русаков! — закричала Агния Львовна, указывая пальцем на Анатолия.
Юноша тяжело дышал. Он вытер ладонью пот с лица, невольно размазывая кровь.
— Вы украли? Вы Анатолий Русаков? — нахмурив белесые брови, спросил сержант. — Предъявите документы!
— Не я! — ответил Анатолий, подавая паспорт и документы, выданные в колонии.
— Как же так? Паспорт выдан на имя Анатолия Владимировича Русакова и фотография ваша, а говорите — не я! — удивленно спросил сержант.
— Я так и знала! Я так и чувствовала, — твердила Агния Львовна.
— Я — Русаков, но я не крал! — закричал Анатолий.
— А ну, потише! Вы срезали сумочку у гражданки Троицкой? Отвечайте!
— Он, он! — истерично взвизгнула Троицкая.
Анатолий в упор смотрел на Агнию Львовну, затем взглянул на Лику, увидел ее презрительный, испытующий взгляд и ударил кулаком по барьеру.
— Гражданин! Не позволяйте себе!.. — крикнул молоденький сержант.
— Дело было так… — начал Анатолий.
…Идя вслед за Троицкой, Русаков заметил возле нее паренька в «лондонке», того самого… Мальчишка быстро срезал сумочку и скрылся под вагоном. Женщина и не заметила этого.
Анатолий бросился вдогонку. Воришка, оказавшись по ту сторону вагона, побежал к хвосту поезда. Заметив, что его преследуют, он нырнул под вагон стоящего рядом поезда. Анатолий бежал за воришкой почти до паровоза. Мальчишка нырял под вагоны. Маленький, юркий, он делал это проворнее Анатолия. Анатолий все же не отставал. Воришка, петляя под вагонами, снова очутился возле их поезда.
Внезапно из-под вагона наполовину высунулся парень в тельняшке. Его рука мгновенно перехватила украденную сумочку, Анатолий, сразу разгадавший этот маневр, молча бросился на парня, рывком вывернул правую руку противника назад, заставив его выронить зажатое в пальцах лезвие безопасной бритвы. Обезоружив противника, Анатолий рванул тельняшку из-под штанов, и сумка выпала на землю. Подбежал милиционер. Они вдвоем повели вора. Это был тот самый, из орловского буфета. Мальчишка исчез.
Задержанный предъявил дежурному паспорт. Он, Ханшин Семен Маркович, виновным себя не считает, все сказанное Русаковым ложь и клевета. Никакого мальчишки он, Ханшин, в глаза не видел. Если Русаков срезал сумку и попался, то зачем валить на других? Он, Ханшин, завязывал шнурок на ботинке, когда Русаков, желая проскочить под вагоном, чтобы спастись от милиционера, споткнулся о него, выронил украденную сумочку, а теперь наговаривает. Русаков украл, пусть сам и отвечает, а его, Ханшина, надо немедленно освободить. Улик нет.
Милиционер показал, что видел, как Русаков гнался за мальчишкой, как на пути показался Ханшин, вылезший из-под буферов и снова подавшийся туда же. Передавалась ли сумка, он, милиционер, не заметил, но видел, как Русаков набросился на Ханшина и вывернул его правую руку за спину. Бритва и сумка, когда он подбежал, валялись возле рельсов — вот они. Милиционер подал сумку и лезвие.
Троицкая рванулась к сумке, но сержант поднял руку и предложил ей перечислить все пропавшие вещи. Может быть, это другая сумка? Агния Львовна называла, дежурный записывал, затем сверял с тем, что оказалось в сумочке. Ничего не пропало, Троицкая улыбалась.
— Мама, — неожиданно вмешалась Лика, хмуря брови. — Ты же не видела, что товарищ у тебя срезал сумочку. Зачем же ты это говоришь? Ведь ты не видела!
— Как сумочку срезал, не видела, — растерялась Троицкая. — Но у меня создалось впечатление… когда он побежал…
Анатолий мысленно сопоставлял то, что произошло здесь и в Орле. Если воришка, передав своему «наставнику» сумку Троицкой, отвлекал погоню на себя (упав, он не спешил удрать), значит, украденного на орловском вокзале бумажника у него уже не было, выбросил.
Анатолий сказал милиционерам:
— Обыщите этого Ханшина, он на вокзале в Орле украл бумажник. Бумажник, должно быть, выбросил, а деньги и выигравшая облигация золотого займа должны быть при нем.
Слова Анатолия показались строгому дежурному недопустимым вмешательством в его работу.
— Мы сами, гражданин, знаем, что делать, — назидательно начал он.
Но Ханшин выдал себя: он поспешно сунул руку за спину. Милиционер, более опытный, чем молоденький сержант, заметил это и схватил Ханшина за руку. В заднем потайном кармане брюк нашли пачку денег. Если бы Ханшин уронил их на пол, нельзя было бы доказать, кто именно их выбросил.
