игрушку.
Звякнули наручники. За спиной беспокойно завозился дятел. Неуверенно клюнул, потом еще разок…
И тут Влада сорвало.
Патрульный, наручники и фуражка разлетелись в разные стороны. Причем неизвестно, что улетело дальше. Краем глаза Влад засек, что через кусты к нему несутся еще двое, выдергивая из подвесок дубинки.
Он работал спокойно и грамотно, невзирая на свою пьяную качку. И дятел особо не мешал, наоборот, раззадоривал.
Второго патрульного он срубил подсечкой и добил прямым в лоб, слегка отбив костяшки. С его товарищем проблем тоже не возникло – левой в зубы и правой в «солнышко», на добивание. Тем временем оклемался первый…
Они вставали и падали, снова вставали и опять падали. Влад, как быстрый, хорошо смазанный механизм, производил простые резкие движения, словно забивал гвозди. Ему тоже доставалось, особенно неприятно дубинками, но он был приучен подсчитывать потери уже после боя.
Стоял мат, слышался треск рвущейся одежды, смачные шлепки ударов…
И вдруг все кончилось. Влад потерял равновесие и беспомощно завалился на спину – похоже, кому-то удалось перетянуть его палкой сзади по коленным суставам. А затем последовал такой удар в солнечное сплетение, что Влад на некоторое время утратил способность дышать…
…Наручники они затянули от души, чуть руки не оторвали. Потом еще прошлись ботинками и палками по бокам, пару раз сунули по скулам…
Наконец оттащили к тротуару и кинули в затхлое чрево «уазика».
В отделении его мурыжили долго и нестерпимо. Владу было плохо, просто жутко, а его заставляли то подождать у стеночки, то сесть, то встать, то ответить на какие-то вопросы, то вывернуть карманы, то приложиться испачканными пальцами к бумажке…
Наконец оставили в покое, сунув в «обезьянник». Тут уже кто-то был, но Влад не обратил внимания. Перед тем, как отключиться, он разобрал фразу дежурного, что скоро его опять поднимут. Когда следователь приедет.
Влад вырубился быстро и, можно сказать, наглухо.
Через какое-то время его разбудило мерзкое жжение в желудке. Он открыл глаза. Короткий сон почти не принес облегчения, хотя мир виделся теперь несколько яснее.
На улице грохотало – пока он спал, над городом разразились гроза.
В противоположном углу клетки сидел, подобрав под себя ноги, какой-то замшелый старик. На первый взгляд – классический бомжара, но это только на первый.
На нем висела какая-то странная одежда. Длинная рубаха из плотной грубой ткани, широченные штаны чуть ниже колена и ботинки, которые выглядели как самодельные.
И с прической у него было что-то не так. Влад ни разу не видел, чтобы бродяги и нищие заплетали космы в мелкие косички.
Дед покачивался и что-то мычал. Какой-то унылый мотив, навевающий мысли о тундре, холоде и одиночестве.
Еще здесь стоял странный запах. Его ни с чем нельзя было сравнить, совершенно чужой и незнакомый…
Влад поднялся и подошел к решетке, неудобно шаркая кроссовками, освобожденными от шнурков. Дежурный ефрейтор, лысоватый сутулый дядька лет сорока, поднял на него неприветливые глаза:
– Чего тебе?
– Командир… – выдавил Влад, борясь с тошнотой. – Мне б поблевать, а? Не здесь же?
– Поблевать ему… – Ефрейтор встал и подчеркнуто неторопливо приблизился. С неприязнью оглядел Влада с ног до макушки. – Что ж ты так нажрался-то, родной, а?
– Да ладно. – Влад безнадежно махнул рукой. – Кто из нас не нажирался-то…
– Ну, не так же!
– Да я… мне вообще пить нельзя. Контузия, с армии еще.
– Участник, что ли? – прищурился ефрейтор.
– Ну да, вроде того. Софринская бригада, слышал?
– Да ты еще и наш! И удостоверение есть?
– Ну, дома.
– Дома… Ладно, пошли, – подобрел дежурный. – Рыгай, делай все дела, чтоб второй раз не бегать. У нас эти пробежки до сортира не поощряются – не санаторий.
В туалете Влада чуть не вывернуло наизнанку. Он попил тухловатой воды из-под крана, но лучше не стало. А если и стало, то самую малость. Почему-то зашатало с новой силой, безумно захотелось упасть на скамейку и отключиться.
Дежурный закрыл за ним клетку, но возвращаться за свой стол не торопился.
– Зачем же ты, дурак, на ребят набросился?
– Каких ребят? – не понял Влад.
– Ты еще и не помнишь… На наших ребят, на патрульных. Сейчас бы переночевал в трезвяке, а утром домой бы пошел…
– А разве я не пойду утром домой? – Влад искренне удивился.
– Ты что, дружок! Тебя в детстве головкой не роняли? Знаешь, как это называется? Применение насилия против представителя власти, вот как! Статья триста восемнадцать.
– Да ладно… Ну, они лезли, я их так… расталкивал. Какая, блин, статья?
– Ага, прокурору завтра расскажешь. Расталкивал он… До пяти лет, понял? А если часть вторую приделают, то и до десяти.
– Чего-чего?.. – Влад ошарашенно уставился на ефрейтора. – До каких десяти?
На столе забренчал телефон, и дежурный оборвал разговор на столь интересном месте, хмуро проронив: «Ладно, спи».
Влад посмотрел в окно, где сквозь решетку прорывались вспышки молний. Гроза и не думала униматься. Молнии почему-то имели желто-красный оттенок, Влад таких никогда не видел. Они больше походили на отблески огромного пожара.
Он вернулся на скамейку, лег, собравшись в комок. Ему было плохо и страшно. Хотелось скорее уснуть – уйти туда, где не будет тошноты, боли, мыслей о завтрашнем дне и отвращения к самому себе.
Старик продолжал мычать свои заунывные напевы. Влад скосил на него глаза, и вдруг ему показалось, что у того по пальцам бегают тонкие, как паутина, искры.
«Пить надо меньше», – подумал Влад и крепко зажмурился.
Через полминуты он отключился.
Он проснулся, но очень долго не открывал глаза. Потом, кажется, снова уснул. И опять проснулся.
Возвращаться в реальность жутко не хотелось. Лежа с закрытыми глазами, Влад все вспомнил. Ну, почти все. И теперь ему было нестерпимо стыдно. Вдобавок страшно. И очень плохо физически.
Почему-то стояла странная тишина. Никто не топал, не грохал решетками, не говорил по телефону. Мертвая тишина.
«Наверно, еще ночь, – подумал Влад. – Значит, я могу еще поспать».
Влад подумал, что все вчерашние события могут оказаться просто кошмарным сном. Ведь бывает такое: приснится, что вляпался в страшные неприятности, просто жуткие, а потом просыпаешься с колотящимся сердцем и облегченно переводишь дух…
Счастливого пробуждения он, конечно, не дождался. Он уже проснулся. И неприглядная реальность была налицо, никуда от нее не деться, не избавиться.
Влад открыл глаза и долго смотрел на потолок, пересеченный косыми лучами бледного утреннего света. «Почему же так тихо?» – вновь подумал он.
Поднялся и тут же схватился за виски, зажмурив глаза. Боль ударила по стенкам черепа изнутри как дюжий молотобоец. Вновь подступила тошнота, хотя желудок был полностью опустошен еще накануне.
