участвовать в опасной операции.
– Где водку-то взял? – бессильно спросил он.
– Департамент Экономической полиции выдал под расписку, – сказал Леденец. – В качестве аванса. Сказали: возьми, расслабься перед дорогой, парень, да и друзей угости. Я взял. Разве можно отказаться от такой трогательной заботы?
И снова повисло молчание. Снова Антон начал злиться. Неразговорчивость товарища лишала его душевного равновесия, заставляла ерзать, суетиться, лезть с вопросами, заглядывать в глаза, ища ясности.
«Не знает он правды, – решил Антон. – Не стал бы Сергеев ничего ему говорить. Зачем вносить разлад перед таким делом?»
Он откинулся на спинку кресла, решив больше не лезть к Леденцу. И без того в душе уже темнел едкий осадок.
Двигатели завыли с повышенной силой, заставив самолет трястись мелкой дрожью. В невидимых динамиках щелкнуло, зашуршало, и чей-то строгий голос приказал всем пристегнуться. Никто из команды пристегиваться, конечно, не стал.
Самолет развернулся и помчался по полосе, издавая рев и свист тысячи ураганов. Когда он лег на курс, команда потихоньку зашевелилась в своих креслах, резонно решив, что теперь можно ходить, болтать, включать телевизоры и, конечно, пить водку, заготовленную новым бойцом.
– Сначала переоденемся, – напомнил Самурай.
Из ящика появились пластиковые мешки. Один из них Самурай бросил Антону, и тот увидел на нем свое имя, выведенное оранжевым фломастером.
– А это, наверно, тебе, – буркнул Самурай и бросил очередной мешок Леденцу. На мешке было написано «Гоблин».
– Чужая шкура... – горестно пробормотал Леденец.
Одежда на вид была бедной и ветхой. Но каждая вещь оказалась тщательно запакована в отдельный пакет из хрустящей непромокаемой бумаги, и даже шнурки на ботинках были скручены в аккуратные узлы, чтобы ненароком не запутались.
Антон надел на себя куртку из плотной коричневой ткани, влез в просторные штаны, застегнул ремень. Все сидело идеально и совершенно не мешало движениям. Ботинки – крепкие, но очень легкие – особенно всем понравились. Обжора даже помахал ногами, чтобы убедиться в удобстве нового облачения. Впрочем, он был похож в нем не на разведчика, а на сантехника, только что вылезшего из люка после утомительного рабочего дня.
– Ого, тут и капюшон в воротнике есть! – обрадованно воскликнул Сержант.
– И рукавицы в манжетах, – добавил Самурай. – За минуту эти костюмчики можно превратить в спальные мешки.
Самый колоритный вид имел Печеный. Темно-зеленая куртка с легкомысленными желтыми квадратиками подчеркивала странное сочетание ясных глаз и лысой морщинистой головы. Печеный окончательно стал похож на тот тип людей, мимо которых хочется побыстрее пройти, опустив глаза и бросив монетку в ладонь или мятую шапку.
Маскарад порядком всех развеселил. Не веселился только Леденец. Он молча натягивал на себя приготовленные для другого, ныне мертвого, человека вещи и что-то бормотал под нос. Одежда была ему явно мала.
Наконец дошла очередь до оружия. Первым в ящик полез Сержант. Он вытащил хрустящий бумажный сверток, разорвал его – и испустил вздох разочарования.
Под промасленной бумагой скрывался невероятно старый, покрытый пятнами ржавчины автомат с погнутым проволочным прикладом. Он напоминал скорее музейный экспонат, чем элемент экипировки боевого спецподразделения.
– Ну и хлам, – вздохнул Сержант, бросая оружие на кресло.
– А ты хотел новенький «Тарантул» со сменными стволами? – хмуро сказал Самурай.
– Неплохо бы...
– У меня еще хуже, – проговорил Обжора. Ему достался древний полицейский скорострельный карабин со спиленным стволом.
– Все оружие проверенное, надежное, пристрелянное и годное к стрельбе, – категорично заявил Самурай. – Никакой электроники, оптики, полировки планом операции не предусмотрено. Для нашей же пользы. Меньше шансов, что нас вычислят.
Антону достался самый короткий сверток. В нем лежал большой тяжелый пистолет. Он тоже выглядел отнюдь не привлекательно, но почему-то сразу показался своим и привычным. В куртке был особый внутренний карман. Сунув в него пистолет, Антон услышал, как щелкнула пружина фиксатора, которая не даст оружию выпасть, если придется прыгать или кататься по земле.
– Теперь можно и это... – сказал Сержант. – В смысле, со свиданьицем...
– Ну... – Самурай наклонил голову, показывая, что не возражает.
– Подождите, – подал голос Печеный. – Забыли еще кое-что.
Он протянул ладонь, на которой лежала плоская железная баночка.
– Показываю, – Печеный окунул в банку два пальца и мазнул себе по щеке. Кожа в этом месте сразу стала грязной и нездоровой.
– Это еще зачем? – поинтересовался Сержант.
– А затем, что слишком ваши рожи сытые и розовые. Как после санатория. А кроме того, не уверен, что мы там сможем умываться. На коже такие штуки вскочат, что сам себя не узнаешь. Эта мазня нас хоть как- то убережет. И вид будет подходящий.
– Ну-ка, дай мне эту парфюмерию, – попросил Леденец. Нарисовав на щеках несколько серых полос, он ухмыльнулся: – Выхожу на тропу войны!
– Цирк бесплатный с собой везем, – проворчал Обжора. – Давай свою замазку, Печеный. Макияж себе будем делать.
Наконец все собрались рядом с Леденцом, и он обезглавил обе бутылки. Антон поймал себя на мысли, что ему еще ни разу не приходилось пить с ним, хотя знали они друг друга достаточно давно. Он не представлял даже, как выглядит пьяный Леденец.
Выглядел он довольно мрачно. По привычке пытался шутить, но выходило неуклюже и вовсе не весело. Вскоре всем надоело ждать, когда настроение появится само собой. Обжора отставил в сторону стаканчик, добытый из недр автомата с фруктовой водой, и сел рядом с Леденцом.
– Рассказывай, – важно проговорил он.
– Про что?
– Про себя. Откуда ты взялся, что умеешь?
Леденец растерянно хлопнул глазами.
– Что умею? Передвигать взглядом предметы до трех килограммов. Устраивает?
– Не устраивает. Ты раньше чем занимался?
Прежде чем открыть рот, Леденец одарил Антона быстрым предупреждающим взглядом, и тот понял, что лучше в разговор не вмешиваться.
– Редиску в огороде разводил, а что?
– Ничего. Ты хоть знаешь, как твой «ствол» называется? Ну-ка, дай... – Обжора потянулся к мешку с надписью «Гоблин». – Да ты его даже не развернул!
Он зашуршал упаковочной бумагой и извлек облупленный карабин с очень длинным стволом и необычным прицелом.
– «Вьюга-4М», – определил он с видом профессионала. – Снят с производства пятнадцать лет назад. Для тебя эта штука, что для слона велосипед. Это оружие для классного снайпера, а не для... Не для редиски в огороде.
– О-о! – с наигранным восхищением протянул Леденец.
– Что окаешь? Ты хоть раз из автомата стрелял?
– Как-то раз в кино видел, – Леденец дурачился, не желая признавать покровительственный тон Обжоры.
