— Ух ты! Покажи что-нибудь!
— Доченька! — Покрасневшая от смущения мать попыталась урезонить девочку. — Некрасиво приставать к незнакомому человеку. Тем более к волшебнику.
— Мы уже знакомы! — капризно выпятив нижнюю губку, сказала девочка.
— Все в порядке, не беспокойтесь, милая хозяйка! — успокоил гость. — У вас замечательная дочь!
— Вы, наверное, устали с дороги, — сказала хозяйка.
— О нет, что вы! — ответил парень. — Я совсем не устал.
— Ну покажи что-нибу-удь! — заныла девочка, повиснув на руке волшебника.
Ален прищурился и щелкнул пальцами. Вокруг девчушки закружились огромные разноцветные бабочки, которые с удовольствием садились на подставленные ладошки. Девочка взвизгнула от восторга и погналась за бабочками по двору. Через минуту бабочки рассыпались серебристой пылью, а Лика заверещала:
— Еще, еще!
Маг искренне засмеялся, запрокинув голову к небу, что-то шепнул, дунул на раскрытую ладонь. И вот уже вокруг девочки ведут хоровод распрекрасные феи, а она, смеясь, как звонкий серебряный колокольчик, вовсю старается повторить их танец…
Анжела смотрела из окна на играющую в саду дочь. Лика и волшебник бегали по саду, иногда он что-то творил для девочки, но уже четверть часа они просто играли в «салочки». Ален забросил свой рюкзак и куртку на дерево и носился с малышкой наперегонки. Женщина хорошо знала, что большинство людей воспринимают игры с детьми как неизбежное зло. Особенно с чужими детьми, особенно с такими липучками, как Лика, и особенно — суровые бывшие воины. Но этот юноша искренне радовался и сам казался ребенком.
Степан обнял жену за плечи.
— Что с тобой, милая? — спросил он.
— Посмотри, — сказала она, указывая за окно, во двор. — Этот маг… Зачем ты привел его? Ведь он совсем мальчишка. Ты сказал, что этот мальчишка — герой войны… Он даже на воина непохож, посмотри, какой хрупкий…
В этот момент «мальчишка» подхватил девочку на руки, закружил и высоко подбросил. На руках и спине вздулись буграми мышцы. Поймав девчонку, он подбросил ее снова.
— Я бы так не смогла, — пробормотала Анжела. — Но все равно — хрупкий он. Как дитя. Зачем ты его привел?
В это время Лика повалила волшебника на траву и с победным воплем вскочила ногами на его живот.
— Дело ведь не в нем, — сказал Степан.
Жена долго не отвечала.
— Позови их, — наконец промолвила она. — Вечер уже. Ужинать пора.
Даже за ужином Лика ухитрялась прыгать вокруг гостя и что-то не переставая ворковала. Юноша ел очень мало и с аристократичной аккуратностью.
— А какое у тебя воинское звание? — допытывалась неугомонная девчоночка.
— На войне было или сейчас? — невозмутимо уточнил парень.
— И сейчас, и на войне.
— На войне я был командиром полусотни. А сейчас я — отставной командор запаса.
Муж и жена удивленно-испуганно переглянулись. «Все-таки он!..» — пронеслось в голове Степана.
— А какое у тебя полное звание? Оно, наверное, длиннющее? — не желала успокаиваться девочка.
— Еще какое длиннющее. Ты не запомнишь.
— А вот и запомню! Ты назови!
— Ну как хочешь. Архимаг Белого Пламени, высший боевой магистр ордена Грифона, герой великой войны империй, кавалер Семиконечной Серебряной Звезды и ордена Славы Сильены, командор Белый Грифон. Запомнила?
Откашлявшись, Степан спросил:
— Так ты… вы… легендарный Белый командир?
— Во-первых, не «вы», а «ты», я тут один, не надо мне «выкать». О нет, пожалуйста, забудьте о моем звании, или мне придется сбежать! Не надо этого трепетного почитания, я не божество. Во-вторых, не такой уж и легендарный.
В голове у Степана меж тем пронеслись мысли о том, почему же тогда герой шел пешком, один, такой обычный и…
Вереницу мыслей прервал тихий смешок и голос Алена:
— Потому что я сбежал из госпиталя и не хотел привлекать к себе внимание. Я сбежал от отряда сопровождения, почетного императорского караула. Терпеть не могу этот почет и вычурность. Я военный — зачем оно мне? О, эти вопросы необязательно вслух задавать — на ваших лицах все живо написано.
Нет, просто не верилось, что один из трех монстров во плоти — вот этот хрупкий юноша!
— А почему ты из армии ушел? — наивно спросила девочка.
— А что там делать после войны-то? — пожал плечами юноша. — Моих братьев больше нет, я совсем один. Я и так подзадержался, в госпитале почти полгода пролежал.
— Ты был сильно ранен? — жалея парня, спросила Анжела.
Он отвел глаза и хотел промолчать, но Лика повисла на его руке и, доверчиво заглядывая в глаза, спросила:
— Тебя ранили мечом? Или магией?
— И мечом… и магией… и в самую душу, — вздохнул ветеран. — Не знаю даже, как жив остался. Растерял способности и силы. Кому я после этого в армии нужен?
Неугомонная девчушка, обняв парня за шею, снова запрыгнула ему на руки и вытащила из потайного кармана его жилетки необычайно красивую свирель — черную с серебром.
— Ой! — радостно взвизгнула девочка и протянула юноше свирель. — Сыграй для меня! Ну пожалуйста!
Парень взял в руки флейту и, виновато улыбнувшись, покачал головой.
— Нет, — очень мягко сказал он. — Я грустно играю. Тебе не понравится.
— Грустно — это как? — удивилась девочка. — Плохо, что ли? Как наши мальчишки балуются?
— Как ваши мальчишки, — согласился Ален.
— Я тебе не верю, — насупилась девочка.
Мать снова попыталась урезонить дочку, но та взбунтовалась. И Ален сдался. Поднявшись из-за стола, он снял высокие, до локтей, перчатки и приложил к губам свирель. Та ожила…
Печальная мелодия разлилась по дому. В этой музыке было все. Мечта о свободе, зеленые просторы империи, невыразимая словами любовь и боль. Там была безмолвная, усталая печаль, смерть друзей, страшная смерть всех, кого когда-либо любил. Кровь сотен тысяч врагов, таких же, как и ты, на твоих руках и боль, боль, боль…
Степан внезапно почувствовал, что по лицу его текут слезы. Он не плакал уже много лет. Свирель пела о любви. О любви раздавленной, утопленной в крови, смерти…
Мелодия закончилась высокой нотой, и маг отнял свирель от губ. Опустив голову, он прошептал:
— Простите…
Не мог он быть Белым командиром. Не мог. Хотя бы потому, что слишком молод! Плачущая Анжела вскочила и обняла юношу. Тот не шелохнулся, а Степан вдруг увидел, какие у парня тонкие и изящные, как у эльфа, руки. Их изящество не портили даже частые шрамы.
— Сколько же ты пережил, сыночек… — шептала сквозь слезы женщина, лаская юношу, словно мать.
Степан увел жену и на удивление молчаливую дочку и спустя несколько минут вернулся к гостю.
