мисс Шарп повестку.
— Повестку? — удивилась Марион.
— Да, повестку. В понедельник утром вы должны явиться в полицейский суд по обвинению в похищении, оскорблении словом и действием, — сказал Хэллем таким тоном, что Роберту стало его жалко.
— Не может быть, — медленно сказала Марион. — Этого не может быть. Вы хотите сказать, нас во всем этом обвиняют?
— Да, мисс Шарп.
— Но почему? Почему вдруг сейчас?
Она повернулась к Роберту.
— Полиция считает, что у них есть подтверждающие свидетельские показания.
— Какие показания? — спросила миссис Шарп, впервые вмешавшись в разговор.
— Знаете, пусть инспектор Хэллем вручит вам повестки, а когда он уйдет, мы все обсудим.
— Значит, мы обязаны их взять? — сказала Марион. — И предстать перед судом — и мама тоже, — чтобы ответить… чтобы нас обвиняли в таких вещах?
— Боюсь, у вас нет выбора.
Казалось, Марион и испугалась его категоричности, и обиделась за отсутствие поддержки с его стороны. Хэллем протянул ей повестку, и по его виду Роберт понял, что он тоже почувствовал ее обиду и, в свою очередь, обиделся.
— Я должен сказать вам, что если бы не мистер Блэр (боюсь, сам он умолчит об этом), то дело не обошлось бы повесткой, а сюда бы приехал Грант с ордером на арест, и эту ночь вы бы провели не у себя дома, а в камере. Не беспокойтесь, мисс Шарп, не надо меня провожать.
Роберт посмотрел ему вслед и, припомнив, как пренебрежительно обошлась с ним в тот раз миссис Шарп, подумал, что теперь она квиты…
— Это правда? — спросила миссис Шарп.
— Чистая правда, — подтвердил Роберт и рассказал, как Грант приехал с ордером на арест. — Но за свое спасение благодарите не меня, а мистера Хезелтайна из нашей фирмы.
И он рассказал, как старый клерк мгновенно среагировал на искажение буквы закона.
— А что это за новые свидетельские показания, которые у них, якобы, появились?
— К сожалению, они у них действительно есть, — сдержанно сказал Роберт. — Сомневаться в этом не приходится. — Он рассказал о свидетеле, который видел, как девушка села в машину в Мейнсхилле. — Это как раз подтверждает наши подозрения: уйдя с Черрилл-стрит и, якобы, отправляясь домой, она на самом деле шла на свидание. А вот другое свидетельское показание — значительно серьезнее. Вы как-то говорили, что у вас была женщина, вернее, девушка с фермы, которая раз в неделю приходила помогать вам по дому.
— Да, Роза Глин.
— Я так понял, что с тех пор, как начались все эти сплетни, она у вас больше не работает?
— Какие сплетни… Вы имеете в виду историю с Бетти Кейн? Что вы! Мы ее уволили задолго до этого.
— Уволили?! — резко переспросил Роберт.
— Да, уволили. А что вас так удивляет? Нам не раз приходилось увольнять прислугу.
— Дело не в этом, просто в данном случае это очень многое проясняет. А за что вы ее уволили?
— За воровство, — ответила миссис Шарп.
— Стоило оставить на виду кошелек, как она крала шиллинг, другой, — добавила Марион, — но так как нам была нужна прислуга, мы закрывали на это глаза и старались держать от нее кошельки подальше. Да и всякие прочие предметы, например, чулки. А потом она украла часы, которые я носила двадцать лет. Я как-то собралась стирать и, чтобы не намочить, сняла их, а когда пришла за ними, их уже не было. Я спросила у нее, но она, конечно же, «их не видела». Ну это уже было слишком. Я так привыкла к этим часам, они стали как бы моей неотъемлемой частью, ну как волосы и ногти. Вернуть часы было невозможно: ведь у нас не нашлось никаких доказательств, что именно она взяла их. После ее ухода мы с мамой все обсудили, утром пошли на ферму и просто сказали, что больше не нуждаемся в ее услугах. Это произошло во вторник (она всегда приходила по понедельникам), а днем, когда мама легла отдохнуть, приехал Грант с Бетти Кейн.
— Понятно. А когда вы объявили девушке, что она уволена, на ферме был еще кто-нибудь?
— Не помню. По-моему, никого не было. А она сама не с фермы Стейплов — они прекрасные люди. Она дочь одного их работника. И, насколько я помню, мы ее встретили на улице, возле дома, и там же ей все сказали.
— Ну и как она отреагировала?
— Она немного покраснела и сделала обиженный вид.
— Она стала красная как рак и надулась как индюк, — уточнила миссис Шарп. — А почему вы спрашиваете?
— Потому что она скажет под присягой, что когда работала у вас, слышала с чердака крики.
— Неужели так и скажет, — задумчиво проговорила миссис Шарп.
— Что еще хуже, есть показания, что она слышала крики еще до того, как стало известно о похищении Бетти Кейн.
После этого воцарилась тягостная пауза. И Роберт опять подумал, как тихо в доме, словно на кладбище. Молчали даже французские часы на каминной полке. Штора на окне надулась от порыва ветра и снова бесшумно, как в кино, упала на место.
— Вот это удар ниже пояса, — сказала, наконец, Марион.
— Не могу не согласиться.
— Это и для вас удар.
— Да, для всех нас.
— Я не имею в виду вашу работу.
— Не работу? А что же тогда?
— Я хочу сказать, что из этого следует, что мы вас все это время обманывали.
— Марион, ну что вы говорите! — нетерпеливо перебил ее Роберт, впервые назвав ее по имени и даже не заметив этого. — Неужели я поверю словам подруг Розы Глин и перестану верить вам!
Она, похоже, его вообще не слушала.
— Как бы мне хотелось, Господи, как бы мне хотелось, чтобы у нас было одно, хотя бы одно показание в нашу пользу! — страстно сказала она. — Этой девице… ей все, абсолютно все, сходит с рук. Вот мы говорили «это неправда», но мы не можем доказать, что это неправда. Это только слова. Все — бездоказательно. Жалкое отрицание. Все факты складываются в ее пользу и подтверждаются ее россказни, а у нас нет ни единого доказательства, что мы говорим правду. Ни единого!
— Сядь, Марион, — сказала ее мать. — И успокойся. Словами тут не поможешь.
— Я бы убила эту девицу, честное слово, убила бы. Господи, я бы ее целый год мучила два раза в день, а с Нового года начала бы все сначала. Когда я думаю, что она с нами сделала…
— Не думайте об этом, — перебил ее Роберт. — Думайте лучше, как ее разоблачить на суде. Если я хоть чуть-чуть разбираюсь в людях, это доставит ей больше мучений, чем побои.
— Неужели вы до сих пор верите, что такое возможно? — поразилась Марион.
— Да, верю. Я пока еще не знаю, как нам это удастся сделать, но я верю, что удастся.
— Без одного-единственного показания в нашу пользу и с кучей доказательств в ее пользу?
— Да.
— Скажите, мистер Блэр, что это — ваш врожденный оптимизм или внутренняя убежденность в торжестве справедливости, или еще что-нибудь? — спросила миссис Шарп.
— Не знаю. Думаю, истина сама по себе имеет законную силу.
— Однако она слишком помогла Дрейфусу, Слейтеру, да и многим другим, — сухо заметила миссис Шарп.
— В конце концов помогла.
— Если откровенно, мне бы не хотелось провести свою жизнь в тюрьме, ожидая, пока истина проявит