«присматривать» за Джеймсом. Он встревожился — интересно, что означал этот внезапный отъезд?
— На самом деле это я должен за тобой присматривать, — улыбнулся Джеймс, не желая обнаруживать свою тревогу.
— Ерунда, — замотала головой бабушка. — Помнишь, как я нянчилась с тобой, когда ты был маленьким? Ты проводил у меня все выходные.
Джеймс нахмурился. В мозгу мелькнула смутная картинка.
— А у тебя была газовая плита?
— А как же! И каждый вечер мы сидели рядом с ней и жарили лепешки. Ты помнишь?
— Кажется, да. А ночевал я тоже у тебя?
— Много раз. И я всегда готовила тебе завтрак и подавала его в постель. Неужели забыл?
— Забыл.
— Я так надеялась, что ты все помнишь, — разочарованно протянула бабушка. Она казалась совершенно удрученной. — А как мы играли в нарды? Пускали кораблики в ручье? А однажды я отвела тебя к себе на работу, в букмекерскую контору, и мой босс Джонни разрешил тебе посидеть в своем крутящемся кресле…
Джеймс покачал головой.
— Прости.
Бабушка с шумом втянула воздух, и на мгновение Джеймсу показалось, что сейчас она расплачется, но бабушка мужественно взяла себя в руки и задумчиво вздохнула.
— Ладно, не важно. Вспомнишь, когда станешь старше.
Джеймс удивленно смотрел на нее.
— Ты правда так думаешь?
— Конечно. Сегодня я помню гораздо больше, чем в твои годы. Теперь у меня просто есть для этого время. И чем старше я становлюсь, тем больше подробностей вспоминаю, словно разглядываю прошлое в телескоп. Вспомнила даже, как училась ходить.
— Не может быть!
— Может. Помню, как меня кладут в коляску и надо мной склоняются улыбающиеся лица; и как сижу на руках у отца.
Джеймс недоверчиво покачал головой. Он был почти уверен, что это невозможно. Наверняка бабушке просто кажется, что это ее настоящие воспоминания, тогда как на деле она их выдумала, только и всего.
— Я помню комнату, в которой мы спали впятером с братьями и сестрами. Ты же знаешь, я была самой младшей из одиннадцати детей…
Джеймс перебил:
— Бабушка, ты помнишь, что произошло со мной в университете?
Долгая пауза. Лицо бабушки побелело.
— Э… ты… болел. Разве забыл, детка?
— Болел?
— Ну, ты был… не в себе.
Она метнула в Джеймса затравленный взгляд.
— Больше мне ничего не известно. Тогда ты болел, а сейчас поправился. Ты же понимаешь, есть вещи, которые лучше забыть.
Она встала и трясущимися руками начала поправлять одеяло.
— Так вот, нас было одиннадцать, и я никогда не забуду…
Джеймс вздохнул. Бабушка не собиралась раскрывать больше того, в чем уже созналась. Она все говорила и говорила, но Джеймс слышал этот монолог сотни раз, поэтому вскоре отключился. Он размышлял о словах бабушки, произнесенных раньше. Так значит, чем дольше она вспоминает, тем глубже закапывается в толщу памяти? Неужели это возможно? Если так, то у него есть надежда. Те краткие фрагменты детства, которые он помнил… что, если он постарается сосредоточиться на них, так сказать, наведет фокус? Возможно, в памяти начнут проступать подробности и вскоре из тьмы выступит вся картинка?
Джеймс подумал о предыдущей попытке записать свои воспоминания. Он пытался следовать за нитью в лабиринте, но ничего не вышло: нить оказалась оборванной. Единственный способ найти выход — отыскать начало лабиринта. Своего рождения он не помнил, значит, следовало найти в стене времени трещину или пролом. Не просто воспоминание — они слишком неподатливы и ненадежны, — а нечто материальное. Внезапно Джеймс понял, что именно.
— Бабушка, у тебя есть фотографии?
— Конечно, детка, громадный альбом! От младенческих лет до свадьбы…
— Нет, я говорю о моих детских фотографиях.
— Как не быть! Некоторые я вставила в красивые рамки, но большинство твой отец хранит в коробках. Наверное, не хочет, чтобы они испортились.
— А где хранятся коробки?
Бабушка подняла глаза к потолку.
~~~
Коробок из серого картона с аккуратно подогнанными крышками оказалось три. Джеймс одну за другой спустил их с чердака и стер с крышек пыль. На первой черным фломастером было написано: «1972– 1976», на второй — «1977–1984», на третьей — «1985–1992».
Джеймс открыл первую коробку. Восемнадцать конвертов, и на каждом — название времени года. Он разложил конверты на полу в хронологическом порядке и открыл первый: лето семьдесят второго, за год до его рождения. На фотографиях пальмы, горы и драматические закаты на заднем плане. Так странно было видеть родителей юными — моложе, чем он сейчас. С отцовского лица не сходила улыбка. Волосы до плеч, рыжеватая бородка, шорты, футболки и маленькие круглые очки. Лицо матери светилось блаженством. Длинные волосы и задорно торчащие грудки, просвечивающие сквозь летние блузки и сарафаны. Юноша и девушка на снимках выглядели влюбленными и очень счастливыми. Не верилось, что эта юная пара и есть его будущие родители.
Фотографии во второй и третьей коробках отличались от фотографий в первой только одеждой и задними планами. Мрачноватые интерьеры, люди, некоторых из них Джеймс знал, но большинство были ему незнакомы. В четвертом конверте лежали родительские свадебные фотографии, в пятом — фотографии медового месяца. Джеймс разглядывал эти снимки много раз, поэтому быстро пролистал их и потянулся к следующему конверту. Фотографии из шестого конверта (зима 1972/1973) он видел впервые. Разнообразные дома, в одном из которых Джеймс опознал дом своего детства — сорок шесть по Коммершиал-драйв. Наверняка эти дома родители осматривали вместе с агентами по продаже недвижимости, подыскивая место для будущего жилья. Джеймс взволнованно шелестел снимками. А ведь родители могли сделать иной выбор, и тогда этот незнакомый фасад или та гостиная заставили бы его сердце биться чаще.
Джеймс любовно разглядывал снимки дома и сада. Было приятно сознавать, что пусть дом и перестроили, фотографии хранили его прежний вид. Они успели немного выцвести, но, по крайней мере, не лгали, как его воспоминания. Тем не менее, когда Джеймс всмотрелся в узор ковров, штор и обоев, он испытал легкое разочарование. Все было правильно, но почему-то в воспоминаниях все казалось ярче и чудеснее. Джеймс впервые задумался над тем, что, возможно, человеческая память обладает свойством приукрашивать прошлое, делая его более таинственным и манящим. Что, если память не враг, а верный и преданный друг?
В конверте была еще одна странная фотография. На заднем плане за окном сыпал бесконечный дождь. Его мать в полосатой пижаме и футболке с низким вырезом, приоткрывавшим грудь, стояла посреди кухни. Поначалу Джеймс не сообразил, что означает эта фотография, но, когда обнаружил в следующем конверте такую же — только за окном светило солнце, а живот его матери заметно округлился, — понял.
