– Джейк Уиллис.
– Я так и подумал. Между прочим, я тут размышлял: может, позволить Моррису Уилеру устроить у нас митинг? Как ты думаешь?
Дядя Хэммер с минуту выждал, сжав губы, потом сказал:
– Ты на самом деле хочешь этого?
– Мне кажется, стоит послушать, ничего плохого тут нет.
– Что ж, конечно, где-то они должны встречаться. Но на твоем месте я б получше выбирал гостей.
Папа кивнул и вернулся к своей сажалке.
Митинг организовали два вечера спустя. Пришли на него только те, кого мы очень хорошо знали, – Лэньеры, Эллисы и тетушка Ли Энни, а также Шортеры. Все прибыли в одном фургоне, но некоторые пешком, так что если кто и проехал мимо, ему не пришлось ломать голову, к чему на нашей подъездной дороге остановилось сразу несколько фургонов. По прибытии они сразу проскользнули в дом послушать Морриса Уилера и Джона Мозеса, пока мистер Моррисон сторожил снаружи – на случай, если кто придет незваный.
Когда митинг начался, меня с мальчиками отослали в другую комнату. Но мы приоткрыли дверь и оставили щелку, чтобы послушать. Хотя мама и папа заметили нас, они не велели нам снова захлопнуть дверь. Представители союза более подробно объяснили, какой именно союз они собираются организовать, чего и как планируют добиваться. Сказав все, что собирались, и ответив на все вопросы собравшихся, они уехали. Остальные еще ненадолго задержались, пока не спустилась ночь, – обсудить все, что было сказано. Как я поняла, большинство пришло к выводу, что союз штука полезная. Недостаток, однако, был: риск. Втянут во что-нибудь. И доверять белым фермерам в округе, даже Моррису Уилеру, никто не мог заставить себя. Слишком долгие годы царили неравенство и суд Линча. И все решили подождать и посмотреть, как обернется дело.
За несколько дней до отъезда дяди Хэммера папа стоял на веранде, прислонившись к столбу, и глядел на нераспаханное поле. Мы с Кристофером-Джоном уже кончили мыть после ужина посуду. Увидев, как к папе подошла мама, мы перестали разговаривать. Мы видели, что папу что-то беспокоит, и догадывались, в чем дело.
– Ты решил вернуться на железную дорогу? – спросила мама.
Из столовой к нам вошел Стейси. Он услышал мамин вопрос и тоже остановился как вкопанный.
Папа посмотрел на нее. Ответ был написан на его лице.
– Я так и знала.
– Мэри, ну что еще я могу сделать? Где только я ни был – работы нигде нет.
– Говорят, работа будет, когда начнут строить этот госпиталь…
– Детка, мы не можем на это рассчитывать. Сама знаешь, мы не можем оказаться без денег, когда придет время платить налоги. Раз меня ждет работа, я должен ехать.
Мама повысила голос:
– А в будущем году и через год? Дети растут быстро, ты им нужен здесь. Стейси уже почти четырнадцать. Ты ему очень нужен, Дэвид. И всем тоже.
Папа ответил резко:
– Думаешь, я этого не знаю? Но им нужно и кое-что еще. Им нужна эта земля. Пока у нас есть эта земля, есть что-то, чего нет у многих других, мы не можем идти на риск ее потерять.
– Дэвид, не ходи именно в этом году. Мы изыщем иной путь раздобыть денег.
– Да? И ты можешь указать мне, какой именно?
– Хэммер вложит двадцать долларов…
– Не похоже, что он собирается оставить их перед отъездом.
– Ну, мы еще раз обсудим все. Решим, без чего можем обойтись… продадим что-нибудь.
Папа устало вздохнул:
– Мы все это уже прикидывали.
Мама долго молчала. Потом тихо заметила:
– А может, тебе просто нравится жить одному там, на железной дороге?
– Мэри…
Мама повернулась и пошла вниз по ступенькам веранды. Папа остановил ее:
– Мэри, ты же знаешь, это не так.
– Знаю, – сказала она так же тихо. И, подождав, спросила: – Когда ты едешь?
– Думал вместе с Хэммером в субботу.
Мама поглядела на подъездную дорогу.
– Я пройдусь к пруду.
– Я с тобой.
– Нет… Я понимаю, Дэвид, ты делаешь, как считаешь лучше. Но и я с собой ничего не могу поделать. Не могу.
