также при менструальных нарушениях. Сходным образом и вубвангу как общецелительный ритуал может помочь женщине, страдающей от разных отклонений в сфере деторождения. Однако его основная символическая эмфаза — на рождении близнецов, подобно тому как у нкулы — на месячных, а у исомы — на выкидышах.
Два эпизода (второй из которых подразделяется на две фазы), на которые я предлагаю обратить внимание, таковы: 1) Обряды Истоков Реки; 2) Сооружение Алтаря Близнецов с Плодотворным Состязанием Полов. В первом эпизоде союз полов в браке представлен как мистерия, во втором — полы предстают разъединенными и противопоставленными.
Свойства ритуальных символов Каждый из этих эпизодов наполнен символикой (см. [61] — о том, что я считаю соответствующим материалом для выявления основных семантических компонентов и свойств религиозных символов; здесь я не стану приводить аргументацию). Символы обнаруживают свойства конденсации/унификации разъединенных референтов и поляризации значения. Один символ, по существу, представляет одновременно много вещей: он многозначен, а не однозначен. Его референты не принадлежат какому-то одному логическому порядку, они взяты из многих сфер социального опыта и этических норм. И, наконец, эти референты обнаруживают тенденцию к образованию пучков вокруг противоположных семантических полюсов. На одном полюсе сосредоточиваются референты социальных и нравственных фактов, на другом — психологических. Так, дерево mudyi (Diplorrhyncus condylocarpon), центральный символ ритуала совершеннолетия девочек, означает одновременно грудное молоко и матрилинейность, а дерево mukula (Pterocarpus angolensis) символизирует кровь обрезания и нравственное единство взрослых членов племени. Стало быть, такие символы объединяют явления органического порядка с социально-нравственным, провозглашая их конечное религиозное единство, которое шире и выше конфликтов между этими порядками и внутри их. Могущественные стремления и эмоции, связанные с человеческой физиологией, в особенности с физиологией воспроизводства, лишаются в ритуальном процессе своих антиобщественных качеств и прикрепляются к компонентам нормативного порядка, заряжая последний заимствованной жизненной силой и тем самым превращая дюркгеймовское «обязательное» в желательное. Символы в одно и то же время производные и зачинатели этого процесса и вмещают в себя его свойства.
Обряды Речных Истоков: сбор лекарств Обряды Истоков Реки в вубвангу служат иллюстрацией большинства этих Свойств. Данные обряды образуют часть последовательности ритуальных действий, составляющую первую фазу близнечного ритуала. Как в исоме и других ритуалах бедствия у ндембу, сбор лекарств (ku-hukula yitumbu — букв, «вырывать или воровать лекарства» — или ku-lang'ula yitumbu) — первое действие в этой последовательности. Исполняющие его лекари-адепты вубвангу приносят с собой в лес большое количество еды в веятельной корзине (lwalu) главного лекаря. Это могут быть корни маниоки, бобы, земляные орехи, кусок соли, зерна маиса, мясо домашних животных или дикой свиньи и другое съестное. Приносят белое пиво, которое приготовлено из маиса или тростникового проса и цвет которого делает его подобающим возлиянием для теней, символически являющихся «белыми» (a-tooka) существами. Приносят также белую глину в фаллосообразном калебасе и растертую красную глину в раковине водного моллюска (nkalakala). Как говорят информанты, «еду приносят для укрепления тел матери и детей», а белую глину — для того, чтобы «дети были сильными, чистыми и счастливыми». Некоторые информанты утверждают, что красная глина означает «несчастливость (ku-yindama), бессилие (kubula kukoleka) и неудачливость (ku-halwa)». Но, как мы увидим ниже, эта самая красная глина в Обрядах Истоков Реки символизирует «кровь матери». Это еще один пример того, как символы в различных контекстах приобретают разные значения. Бинарная оппозиция белый/красный в различных эпизодах вубвангу символизирует силу/слабость, удачу/неудачу, здоровье/болезнь, чистоту сердца/злобу, порождающую ведовство, семя/материнскую кровь, мужественность/женственность.
Группу адептов возглавляют два верховных лекаря — мужского и женского пола. Адептов сопровождают их дети: вубвангу— единственный вид ритуала ндембу, в котором дети допускаются к участию в сборе «снадобий» (yitumbu), если воспользоваться этим традиционным, хотя и не вполне адекватным, словом для обозначения растительных субстанций. Каждый ребенок несет ветку с листьями, сорванную с каждого «лекарственного» дерева или куста, к которому подходили. Во время сбора лекарств поют непристойные песни, чтобы «сделать пациентку сильной», а главный лекарь звонит в двойной охотничий колокольчик (mpwambu). Его цель — «открыть уши нерожденных детей, дабы те узнали, что они близнецы». Пение и звон предназначаются также для того, чтобы «разбудить тени» (ku-tonisha), поскольку у каждого лекаря есть тень-хранительница, которая прежде была членом культа вубвангу. Кроме того, они предназначены для «пробуждения» лекарственных растений тех видов, из которых изготовляются снадобья и примочки вубвангу. Без этих стимулирующих звуков деревья остались бы просто деревьями; с ними же и с сопровождающими их обрядами сакрализации деревья приобретают магическую силу, сходную с «силой», которой обладают травы в западной народной терапии.
В тексте о сборе лекарств, который я полностью привожу ниже, сказано: «Должно быть обновление (или побуждение к росту), и рассеивание тех первых (или традиционных) слов, и-срезание [лекарств]». «Слова» здесь — это песни и молитвы вубвангу, и они мистически воздействуют на срезание лекарственных растений. Пример молитвы мы рассмотрим, когда будет освящаться главное символическое лекарство обрядов — дерево kata wubwang'u. Вначале верховный лекарь пляшет по кругу вокруг дерева — «он хочет умилостивить тень», так как это — большое дерево тени вубвангу («большое» оно лишь по ритуальному статусу, поскольку все деревья, с которыми на моих глазах обращались подобным образом, были тонкими молодыми деревцами). Затем он выкапывает яму над надрезанным корнем и помещает в нее съестное, произнося следующую молитву:
Eyi mufu warni kanang'a wading'i na Wubwang'u neyi muntu wunamwidyikili dehi myu Wubwang'u, ifuku dalelu mukwashi chachiwahi ashakami chachiwahi nawanyana. Ты, о моя умершая [родственница], у которой вубвангу, если ты вышла сегодня к кому-нибудь, в вубвангу, ты должна сегодня же хорошенько помочь ей, чтобы она хорошо сидела с детьми. Затем еда в яме окропляется пивом, чтобы «тени могли туда прийти поесть и выпить». Затем лекарь наполняет рот водой и измельченной белой глиной (mpemba или mpeza) и в знак благословения плюет этим на смеющихся и разбегающихся зрителей. Затем пациентка встает, прикасаясь к дереву, лицом на восток, между тем как с этого дерева в веятельную корзину срезают полоски коры, а также ветку с листьями, которую вручают адепту-женщине. Согласно одному адепту, «она обращена лицом к востоку, потому что все приходит с востока (kabeta kamusela), где встает солнце; когда кто-нибудь умирает, его лицо поворачивают к востоку, и это означает, что он снова родится, однако бесплодного человека (nsama) или ведуна (mu-loji) хоронят лицом к западу, чтобы он умер навсегда». Короче, восток — благоприятная и жизнетворная сторона.
Дерево kata wubwang'u, так же как и в исоме, известно под названием «старейшина» или «место приветствия» и является многозначным символом (т. е. одно имеет много обозначений). Такой символ рассматривается как критическая точка перехода от секулярного к сакральному образу поведения. В вубвангу проводится четкое различение между лекарствами, собранными в сухом буше (yitumbu уа mwisang'a), и лекарствами, собранными в лесу, где протекает река (yitumbu yetu). Буш обычно ассоциируется с охотой и мужественностью, а лес и река — с женским началом. Женщины разбивают огороды на богатой черной аллювиальной почве у реки и вымачивают корни маниоки в
