Символ и ритуал

оскорбленной нравственности».

Далее он напоминает, что шуты многих африканских монархов «часто были карликами или иного рода эксцентриками». Сходные функции выполняли у баротсе барабанщики на королевской барже, на которой король и его двор переправлялись через реку Замбези во время ежегодных разливов. Барабанщикам позволялось бросать в воду любого из представителей высокой знати, «кто в истекшем году оскорбил их или их чувство справедливости» [29, с. 102–104]. Такого рода фигуры, представляющие бедных и увечных, символизируют, очевидно, нравственные ценности коммунитас в противовес насильственной власти верховных политических правителей.

Народная литература кишит такими символическими героями, как «святые нищие», «третьи сыновья», «портняжки», «простаки», которые сбивают спесь с высокопоставленных, персонажей, низводя их до общечеловеческого уровня простых смертных. И опять-таки в классическом «вестерне» мы все читали о бездомном и таинственном «незнакомце» без имущества и без имени, который восстанавливает этическое и правовое равновесие в среде местной политической власти, устраняя неправедных секулярных «боссов», угнетавших малых мира сего. Члены презираемых или бесправных этнических либо культурных групп играют главные роли в мифах и сказках как представители или выразители общечеловеческих ценностей. Среди них знамениты: милосердный самарянин, еврей-скрипач Ротшильд в чеховской новелле «Скрипка Ротшильда», марк-твеновский беглый раб — негр Джим в «Гекльберри Финне» и Соня у Достоевского — проститутка, которая спасает Раскольникова, как бы ницшеанского «сверхчеловека», в «Преступлении и наказании».

Все эти мифические типы структурно занимают низкое или «маргинальное» положение, и, однако, они представляют то, что Анри Бергсон назвал бы «открытой моралью» в противоположность «закрытой», являющейся, по сути, нормативной системой замкнутых, структурных, партикулярных групп. Бергсон говорит о том, как замкнутая группа защищает свою тождественность (самость) от членов открытых групп, защищается от угроз своему образу жизни и обновляет стремление поддерживать нормы, от которых зависит рутинное поведение, необходимое для ее социальной жизни. В закрытых или структурных обществах именно маргинальный, или «приниженный» человек, или же «чужак» часто символизирует, по выражению Дэвида Юма, «чувство к человечеству», что, в свою очередь, соотносится с моделью, которую мы определили как «коммунитас».

Милленаристские движения

Среди наиболее поразительных проявлений коммунитас находятся так называемые милленаристские религиозные движения, которые возникают в среде, названной Норманом Коном «оторванными от корней и отчаявшимися массами в городе и в деревне… живущими на обочине общества» (т. е. структурного общества) [9, с. 31–32], или там, где бывшие племенные общества оказываются под чужеземной властью сложных индустриальных обществ. Свойства этих движений должны быть хорошо известны большинству моих читателей. Здесь я лишь напомню некоторые особенности лиминальности в племенных ритуалах, уже упоминавшиеся ранее. Многие из них весьма точно соответствуют свойствам милленаристских движений: гомогенность, равноправие, анонимность, отсутствие собственности (многие движения фактически обязывают своих членов уничтожать их имущество, чтобы приблизить наступление того совершенного состояния единения и общности, к которому они стремятся, поскольку права собственности связаны со структурными различиями — как вертикальными, так и горизонтальными), низведение всех на один статусный уровень, ношение одинаковых одежд (часто без различия полов), половое воздержание (или его противоположность — половая община, которая, как и воздержание, ликвидирует брак и семью, узаконивающие структурный статус), сведение к минимуму половых различий (все «равны перед лицом господа» или предков), отмена рангов, смирение, невнимание к внешнему виду, бескорыстие, абсолютное повиновение пророку или вождю, сакральное наставление, максимализация религиозных — в противоположность секулярным — отношений и поведения, прекращение родственных прав и обязанностей (все — братья и сестры или товарищи, без оглядки на прежние секулярные связи), простоватость речи и поведения, сакральное безумие, приятие боли и страдания (доходящее даже до мученичества) и т. п.

Следует отметить, что многие из этих движений в самом своем начальном периоде метят прямо в племенные или национальные различия. Коммунитас, или «открытое общество», отличается от жесткой структуры, или «закрытого общества», тем, что потенциально или идеально распространяется до пределов всего человечества. На практике, разумеется, первоначальный импульс вскоре теряется, и «движение» само по себе становится институтом среди других институтов — часто более фанатичным и воинственным, чем другие, по той причине, что оно ощущает себя единственным носителем общечеловеческих истин. В большинстве случаев такие движения возникают в те исторические периоды, которые во многих отношениях «гомологичны» лиминальным фазам важных ритуалов в стабильных и воспроизводящихся обществах, когда основные группы или социальные категории в этих обществах переходят из одного культурного состояния в другое. И эти движения, несомненно, суть явления перехода. Вероятно, по этой причине во многих из них столько-элементов мифологии и символики заимствовано из традиционных rites de passage тех культур, в которых они возникли, или-же тех культур, с которыми они находятся в непосредственном; контакте.

Хиппи, коммунитас и власть слабого

В современном западном обществе ценности коммунитас находят неожиданное отражение в литературе и образе жизни тех, кто стал известен как «битники», затем и у сменивших их «хиппи», среди которых, в свою очередь, существует юношеское движение «тини-бопперы» (подростки-джазисты. — Примеч. пер.). Это «холодные» представители подростковых и юношеских возрастных групп (не пользующихся преимуществами национальных rites de passage), которые «выпали» из статусной социальной системы и обрели клеймо подонков, одевающихся как бродяги, с привычками скитальцев, приверженцев «народного стиля» в музыке и нанимающихся на самые грязные случайные работы. Они делают упор не на социальные обязанности, а на личные отношения и рассматривают сексуальность как полиморфный инструмент немедленного достижения коммунитас, а не как основу для прочной структурной социальной связи. Цели сексуальной свободы наиболее вдохновенно описывает поэт Аллен Гинзберг. «Сакральные» свойства, часто приписываемые коммунитас, в избытке имеются и здесь: это видно в частом употреблении религиозных понятий, таких, как «святой» и «ангел», применительно к своим единоверцам и в интересе к дзэн-буддизму. Дзэнская формула: «Все — это один, один — ничто, ничто — все» — прекрасно выражает глобальный неструктурный характер, о котором мы говорили раньше в приложении к коммунитас. Тот акцент, который хиппи делают на спонтанности, незамедлительности и «экзистенции», выделяет один из смыслов, в котором коммунитас противопоставляется структуре. Коммунитас принадлежит настоящему; структура коренится в прошлом и распространяется на будущее посредством языка, законов и обычаев. Наше внимание сосредоточено сейчас на традиционных доиндустриальных обществах, однако совершенно ясно, что коллективные параметры, коммунитас и структуру можно обнаружить на всех ступенях и уровнях культуры и общества.

Структура и коммунитас в обществах, основанных на родстве

1. Талленси

В простейших обществах существуют и другие проявления этого различения. Их я буду рассматривать не в понятиях переходов между состояниями, а скорее в понятиях бинарно противоположных состояний, выражающих в известной степени различие между обществом как структурой сегментарных или иерархически противопоставленных частей и обществом как гомогенной целостностью. Многие общества проводят терминологическое различение между родственниками с отцовской и с материнской сторон, относясь к ним совершенно по-разному. В особенности это очевидно в отношениях с братом отца и братом матери. При условии унилинейности имущество и статус переходят либо от отца к сыну, либо от брата матери к сыну сестры. В некоторых обществах в делах наследования используются обе эти линии родства. Однако даже в таком случае типы имущества и статуса, наследуемые по каждой из линий, весьма различны.

Начнем с рассмотрения унилинейного общества, в котором наследование осуществляется только по отцовской линии: В качестве примера опять возьмем талленси из Ганы, о которых имеются богатые сведения. Нашей задачей является выяснение вопроса, можно ли в бинарной оппозиции на одном структурном уровне типа «структурное превосходство — структурная подчиненность» найти что-либо подобное ритуальной «власти слабого», о которой, в свою очередь, можно было бы сказать, что она имеет отношение к модели коммунитас. Фортес пишет:

«Доминантная линия родства предоставляет человеку явные и существенные знаки социальной