плодородия их страны, и это не является наследственной чертой, присущей народу, в течение тысячелетий подтачиваемому наслаждениями Востока. Посидоний отмечает, что этруски сумели доказать в архаическую эпоху мужество и смелость, и что эта изнеженность появилась позднее. Современные авторы не упускают случая обратить внимание на крышки саркофагов эллинистической эпохи из Тарквиниев, на которых покойный изображен с огромным брюхом. А также цитируют Катулла, который высмеивал «этрусского толстяка», или Вергилия, который, несмотря на его симпатию к соотечественникам, говорил о «жирном тосканце».
Посидоний ограничивается намеком на пышные пиршества, которые мог устраивать этот народ. Есть ощущение того, что он тем самым описывает фреску из Тарквиниев, на которой изображена домашняя прислуга, многочисленные сосуды и роскошные ткани. Археология не позволяет обнаружить следов всех этих одеяний, всех этих шикарных покровов, которые, должно быть, занимали не последнее место на торговых путях (известно, что этруски предпочитали шерсть из Милета). Но зато можно подчеркнуть, что мудрый и стыдливый Посидоний не делает никаких прямых намеков в данном отрывке на этрусских женщин, которые так вдохновили Феопомпа.
В глазах греков, и даже в глазах некоторых римлян, положение женщины в этрусском обществе было чем-то неприемлемым. Греческие авторы, в частности, не могли понять той свободы, которой, вероятно, пользовалась этрусская женщина, и эту свободу они превратили в распутство и даже разврат. Так, на погребальных фресках, как, например, в гробнице Охоты и Рыбалки, женщины возлежат на кроватях во время пиршества подле своих мужей: мы видели, как Феопомп исказил эту привычку и превратил ее в знак разврата («они садятся за стол рядом с первым встречным»), поскольку в Греции только лишь куртизанки могли лежать подле мужчин во время пира. Вспомним также утверждение Феопомпа о том, что этрусская женщина занимается гимнастикой, обнаженная, рядом с мужчинами, в ожидании сексуальных утех каждый раз с новыми партнерами. Но эта ремарка, в которой смешиваются образы атлетической наготы и мужского воспитания спартанской женщины, очень неожиданна: ни на одном этрусском изображении нет женщин, занимающихся спортивными упражнениями. Нет даже мысли о том, что мужчинам Этрурии были известны палестры греческого типа, поскольку в спортивных состязаниях, которые мы видим, среди прочих, на фресках Тарквиниев и рельефах Клузия, похоже, участвуют спортсмены-рабы, или же, во всяком случае, представители низших слоев.
Совершенно точно то, что этрусские женщины имели привилегированный статус в обществе, особенно в сравнении с гречанками. Вспомним, что в двухчленной ономастической формуле, состоящей из имени и фамилии, которой мы, в конце концов, обязаны этрускам, они имели право носить имя (Ларсия, Рамта, Танаквиль), а фамилия по материнской линии с VII в. до н. э. присутствует на некоторых эпитафиях наравне с фамилией отца. Эти ономастические характеристики не могут быть независимыми от правовой системы. Литературные источники зачастую помещают этрусскую женщину на один уровень с мужчиной. Мы только что упомянули ложа на пиршестве, изображенные на фресках, отсылающих нас к известным гробницам Супругов из Черветери, хранящимся в Лувре и в Вилла Джулия. Погребальный инвентарь женских погребений ни в чем не уступает мужским, и пример погребения Реголини-Галасси является символичным, поскольку именно у царицы было наиболее выгодное положение и самые ценные изделия. На некоторых очень дорогостоящих изделиях из гробницы Реголини-Галасси, например на небольшой серебряной амфоре, ручки которой выполнены из золота, имеется надпись «mi larthia». Было предположено, что в этом могильнике Цере была похоронена царица Ларсия, однако необходимо учесть, что слово «larthia» в данном случае может быть родительным падежом мужского имени Ларе, и надпись может означать «я принадлежу Л а рсу».
Говоря об общественном строе, нельзя не удивиться изображениям трибун на фресках гробницы Колесниц в Тарквиниях, о которых мы уже говорили: среди зрителей, присутствующих на конных и атлетических состязаниях, проводимых во время похоронных игрищ, присутствуют женщины, легко узнаваемые по их высокому головному убору. Некоторые из них восседают в первом ряду, словно они имеют право проедрии, и некоторые из них не колеблются сделать первый любовный шаг, положив руку на плечи своего соседа, который может быть их супругом. Это положение несравнимо с положением греческой женщины, которой, например, запрещено было присутствовать на Олимпийских играх, поскольку, кажется, оно ограничивает запрет присутствием только лишь замужних женщин.
Не все этрусские женщины владели религиозной культурой и силой убеждения, как Танаквиль, и не все, к счастью, были такими свирепыми карьеристками, как Туллия. Однако, не требуя политической власти и магистерских должностей — следует решительно отказаться от возможности существования этрусского матриархата, — они обладали в своих обычаях и повседневной жизни, определенной свободой и равенством в отношении с мужским полом. Они хотели и могли принимать участие в пиршествах, возлегая подле своих мужей, и пить наравне с ними: отсюда их репутация больших любительниц выпить, которую им мгновенно приписал Феопомп, в ожидании самого худшего. Последний рассказ Тита Ливия подарит нам отличный образ этрусских женщин. Речь идет о споре, который приведет к изнасилованию Лукреции и к свержению царей. В то время как Лукреция, благопристойная римская жена, вечером пряла шерсть в окружении прислуги, — это основные качества супруги, прославленные во многих латинских эпитафиях, — этрусские наследницы семейства Тарквиния Гордого проводили время на пышных пиршествах, со сверстниками или сверстницами. И Тит Ливий, и все благочестивые римляне были возмущены этой распущенностью.
Но нам отлично известно по многочисленным изображениям, например, на одной из бронзовых подвесок из Болоньи, которые долгое время считались колокольчиками, или на спинке деревянных тронов в Веруккьо, что этрусские женщины также должны были прясть шерсть. В двух источниках VII в. до н. э., которые мы только что упомянули, изображен весь цикл обработки шерсти, и женщины, занимающиеся прядением, не являлись прислужницами, а были хозяйками дома и даже царицами. На изображениях из Болоньи они сидят за прядением на тронах, кстати, похожих на настоящую деревянную мебель из Веруккьо, и этот тип трона, часто встречающийся в этрусском ориентализирующем стиле, чаще выполненный из бронзы, нежели из дерева, является высшим выражением царской власти. Также очень символично показана роль этрусской женщины и этрусской царицы в том, что пряжа и веретено великой Танаквиль были сохранены в качестве реликвии в одном из римских храмов вплоть до конца периода Республики.
Итак, этрусские женщины умели быть домохозяйками, ткущими прекрасные одежды, и могли быть женами и матерями мужчин, ушедших на войну, если было необходимо. Они умели быть хранительницами очага и руководить толпой прислуги и рабов. Просто-напросто они не довольствовались, как Пенелопа и Андромаха, спокойным ожиданием возвращения супруга в стенах дома. В эпоху феминистских притязаний на полное равенство полов нам приятно сделать вывод об этой исключительной современности этрусской цивилизации.
СЛОВАРЬ
Акротерий. Декоративный элемент, помещаемый на крышу здания. В Этрурии — статуи из терракоты, изображающие богов, героев или животных. Аполлон из Вейцев, возвышавшийся над храмом в Портоначчио, безусловно, является наиболее известным акротерием в этрусской архитектуре.
Буккеро. Характерная лощеная этрусская керамика черного цвета.
Вилланова период. Протоэтрусская стадия и археологическая культура в Центральной и Северной Италии IX–VIII вв. до н. э.
Дромос. Коридор, ведущий к подземной камере с погребением. Длина может варьироваться; он уходит более или менее глубоко под землю и может расширяться непосредственно перед входом в погребальную камеру. В Вульчи вход в погребальную камеру специально защищали скульптуры львов, сфинксов и других животных.
