кубиков анальгина и два кубика реланиума. Ничего, что тяжело в лечении, зато легко в гробу.
Серега наслаждался своей ролью спасителя и человека на своем месте. Покончив с иракцем, - тот прекратил трепыхаться в «умелых» руках, - старлей занялся Дробилиным, которого я немного успокоил крепким уколом. Для начала решительно распорол ему штанину скальпелем.
– Похоже, смещения нет. Спокойно, я умею накладывать шину и все такое.
Александр Гордеевич испустил страшный вопль из-за «квалифицированного» медобслуживания Сережи, но потом затих -болевой шок избавил страдальца от дополнительных мучений.
Когда моя медпомощь оказалась лишней, я повернул рукоятки и распахнул бортовой люк. Вода не хлынула навстречу, значит, действительно, правым боком мы выше ее уровня. Потом я вылез и сразу захлопнул за собой стальную крышку - дождь еще вовсю хлестал. Однако картина более-менее прояснилась. Наш вездеход врезался в торфяной островок и надежно застрял в нем. Поскольку оба плавсредства, техническое и естественное, сохраняли положительную плавучесть, то, соответственно, их несло и кружило водой. Вернее, мутной, густой от грязи жидкостью, весьма далекой от идеального образа «аш-два-о». Правда, густая дрянь вела себя довольно уже покладисто, и в этом заключался ее единственный плюс.
Цунами местного значения сделало свое дело, и вода, недавно сдерживаемая дамбой, а затем усиленная ливнем, разлилась по приволью на много километров. Два колеса правого борта были сильно погнуты, передний мост просто треснул, похоже, многие другие детали находились не в лучшем состоянии и нуждались то ли в хорошем докторе, то ли в похоронах. По крайней мере, самостоятельно езда и плаванье нам в ближайшее время не улыбались. Собираясь вернуться в кажущуюся теперь уютной кабину, я дернул крышку люка, но тот был заперт изнутри. Тогда двинул два раза каблуком.
– Открывайте, черти, охота мне, что ли, мокнуть до последней клетки? Я же офицер, а не жаба болотная.
Выдержав паузу, люк щелкнул, поддался, и я, наконец, соскользнул вниз. Первым делом заметил напряженные глаза Остапенко и Колесникова, словно жующие меня - такие бывают у котов, когда они подкарауливают какую-нибудь пташку.
Я, стягивая хлюпающую куртку, стал прилежно докладывать об увиденном и замеченном. Однако, оценив психическое состояние товарищей офицеров, определил, что их гораздо больше интересует то, чего я не сказал.
– Я, кажется, полностью отчитался. Пивного ларька точно не видел. Остальные достопримечательности под водой, надо уже нырять, чем мы и займемся в более умиротворенной обстановке.
– Займемся, конечно, Глеб, - прорезался, наконец, голос у Остапенко. - Маков тут за панелью поработал, если не брешет, так нам и в самом деле теперь не плыть и не ехать на «Василисе». Изранили красавицу во все места.
Тут я заметил, что крышка ящика с шифрограммами немножко сдвинута, словно из нее что-то вытянули.
– Ну что там прилетело из посольства накануне нашего сеанса кувыркания? Небось, посоветовали пристегнуть ремни безопасности?
После моих слов Остапенко как будто дернулся и потыкал неуверенным взглядом Колесникова, словно ища поддержки.
– Они посылали что-то, но шифровка не прошла, Глеб Александрович, слишком сильные атмосферные помехи, - глаза Сереги были теперь не столько напряженными, сколько враждебными, шипастыми, что контрастировало с прежним приятельским тоном.
Да, сдается мне, передрейфили мужички, экспедиция все-таки пришла к финалу, и с кого-то строго спросят. Хоть виновата взорванная или там прорвавшаяся дамба вкупе с месопотамской грозой, но в итоге отвечать за все будет существо о двух ногах, о двух погонах.
– Ничего, коллеги, такой отчет накатаем с помощью Александра Гордеевича, что Центр нам памятники при жизни поставит, слепленные из благоухающих материалов. С конем и змеей под копытом… Подумаешь, рация накрылась. Когда течение стихнет, надо брать надувную лодку, ставить на нее наш двутактный движочек и дуть к людям. На борту достаточно остаться Макову, сторожем брату своему вездеходу, ну может еще Дробилину, если ему неподвижность требуется. А как вода схлынет, привяжем «Василису» к какому-нибудь тягачу и потащим на буксире.
– Нет, Глеб, не командуй тут больше моего, - резанул Остапенко нарочито острым голосом. - Я принял другое решение. Хоть рация и накрылась, мы все останемся здесь и будем ждать вертолета. Мы не посреди джунглей Амазонии, как-нибудь нас вычислят и достанут. Как вертушка прилетит, все снимемся, за исключением Макова и Колесникова, и в Багдад - в горячую ванну и теплую постель. Ну, а едва вода сойдет, то, как ты сказал, вытянем вездеход простым советским «камазом».
Я изменил тембр, поскольку слова не были рассчитаны для Хасиных ушей, хотя он, кажется, полудремал-полубредил.
– Думаете, прилетит тут волшебник в голубом вертолете? Как бы не так. Заявится иракская военная вертушка, Илья Петрович. Ахмеды-мухамеды рыться везде начнут. Да они с «Василисы» все бесстыдно поснимают, вертолетчики эти хреновы, пока «камаз» приедет. И ни Маков, ни Колесников им помехой не будут. Сколько у нас добра всякого на борту.
– Сохраним народное добро, - отозвался Остапенко, - не волнуйся за него, Глеб, больше чем за себя. Не обязательно иракский вертолет прилетит. Скорее всего, наши, что в посольстве, высвистают с нефтепромыслов в Курдистане советскую машину, как-нибудь договорятся со здешним начальством, и все будет красиво. Так что подождем, отдохнем, надеюсь. Хау, я все сказал. - отрубил подполковник, наблюдая отразившиеся на моей физиономии ответные доводы и возражения.
Коли так, я переоделся в то, что казалось более-менее сухим, и занялся навигацией, хотя щекотно было от буравчатых взглядов коллег. С одним компасом наше положение на карте на поддавалось определению. Запеленговать какие-нибудь ориентиры в такой дождь, да еще после того, как по ним прошелся паводок, было совсем несбыточным делом.
Тогда я принялся проверять с помощью указаний Дробилина состояние Бореевской аппаратуры. Поскольку электропитания разбитый дизель-генератор нам не обещал, только резервный аккумулятор мог подарить какой-то часок рабочего времени. Причем час вполне разбивался на ряд отдельных долек. Было бы на чем работать.
На удивление, включились несколько магнитных детекторов и даже пара модулей обработчика - наверное, самые прочные, из чугуна. Более того, один из компьютерных процессоров прокашлялся и показал, что он жив, выдав на экран картинку. Не слишком отшлифованную - часть программного обеспечения тоже накрылась вместе с дисками, - слишком узкую, но все-таки понятную с помощью Дробилина.
Несколько мерцающих точек колебалось возле тусклого пятна, обозначающего скопление наших невезучих тел. Точки изображали магнитные пульсации - именуемые, согласно бореевской терминологии, шипениями, хрипами, свистами и прочими неблагозвучными словами - и как-то соответствовали ударам рока и велениям судьбы. Сейчас компьютер уже не мог дотошно проанализировать их и определить, как фортуна станет обращаться с нами и как не попадаться ей под горячую руку. Приходилось напрягать собственный слабый мозжечок.
Вроде бы, среди пульсаций не прорезалось «гневное шипение», то есть полный каюк нам не грозит. Однако не заметно и «мягкого свиста», предрекающего наступление лучших времен.
Количество мерцающих точек росло, они вкрадчиво приближались к нашему родимому пятну. Их характеристики были странными - «мягкое шипение». Они припадали к нашему пятну, которое меняло очертания, и снова отпадали, чем-то удовольствовавшись. Все это напоминало происходящее на предметном стеклышке микроскопа, где какие-нибудь вредные бактерии пытаются проникнуть в клетку. Выходит, различные матрицы пытаются навязать нам различные линии поведения и судьбы? Или разными способами какую-то одну?
Обозначилась и траектория переползания пятна. Соображающим людям она давала знать о том, что предстоит перемещение внутри пространства. Вернее, о том, что им сулят эти скитания. В общем, дорога дальняя, казенный дом. Так вот, траектория судьбы приводила к некой внушительно трясущейся «амебе», которая, то никого не пускала, то лопалась, втягивая в себя мелкие пульсирующие точки, болтающиеся
