Народ, уже обрадованный тем, что его выслушивают, а не бросают в тюрьму, потянулся ко мне с жалобами и просьбами. Люди шли группами, семьями и в одиночку. Поэтому весь следующий день я кого-то принимал, выслушивал жалобы и подписывал бумаги. Во второй половине дня, ближе к вечеру, когда лица стали наплывать друг на друга, я заявил:
— Хватит! Пусть все уходят!
“Барон я или не барон! Хватит на мне ездить. Обрадовались! Нет на вас покойника! Он бы живо с вами разобрался. Кому на дыбу, кому на виселицу. Палач вон скучает целый день без работы”.
С этими мыслями я сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Рядом со мной сидел Шах. Он помогал мне время от времени разбираться с делами.
Дав мне немного прийти в себя, он сказал:
— Тебе, Миша, надо сменить обстановку. Надо осмотреть тюрьму. Пойдем?
— А почему обязательно тюрьму? Может, я на кровати хочу поваляться? — Я сделал попытку возмутиться.
— Нам нужно закончить со всеми делами до нашего отъезда. Ты сам это прекрасно знаешь. Впрочем, если не хочешь осматривать тюрьму, продолжим принимать людей или будем разбираться с кладовыми. — Его голос звучал устало.
Мне стало стыдно. Он работал вместе со мной, помогал, давал советы. Я пробурчал виновато:
— Уговорил. В тюрьму так в тюрьму.
Отвратительный запах, стоны и хрипы невидимых в полумраке людей, лестница, круто спускающаяся в подвал, — все это было похоже на дорогу в ад. Картина была настолько реальной, что я остановился, борясь с желанием развернуться и исчезнуть из этой преисподней.
Стражники, шедшие впереди и несшие факелы, понимающе переглянулись и тоже остановились. Подавив в себе желание убежать, я стал осматриваться.
Тюрьма представляла собой ряд камер, забранных металлическими прутьями и соединенных одним коридором. Мне предложили пройти мимо них. Я увидел протянутые руки с незаживающими язвами, услышал стоны, невнятное бормотание, проклятия, и мне опять захотелось развернуться и убежать отсюда. Чтобы отвлечься, я стал внимательно прислушиваться к словам старшего стражника:
— В этой камере сидят должники, в основном крестьяне, господин барон. То у них посевы градом побило, то дождя не было. В этой — грабители и убийцы, продолжил он, когда мы проходили мимо очередной из камер. — А вот здесь находятся люди, которые покушались на жизнь покойного барона.
Тут я резко остановился. Слова стражника расходились с тем, что мне говорили ранее.
— Эти люди действительно покушались на него? — внимательно посмотрев на стражника, спросил я. Он замялся.
— Говори правду и ничего не бойся, — подбодрил его Шах.
— Не покушался на него никто. Здесь сидят люди, которые пытались защищать свое. Будь то деньги или дочь, — смело сказал стражник.
— Отпусти их. И должников, крестьян, тоже, — распорядился я.
— Слушаюсь, господин барон! — выдохнул он с облегчением.
— А здесь кто? Что это он в гордом одиночестве? Особо опасный преступник, что ли? — поинтересовался я, заглядывая в соседнюю камеру.
— Не знаю, господин барон. Его привезли серые слуги неделю тому назад, и покойник приказал посадить его отдельно. Всю неделю его допрашивали, и сейчас он умирает. Или уже умер, — равнодушно произнес стражник.
— О чем же его спрашивали? — бросил я, разворачиваясь к выходу из тюрьмы.
— Сам не слышал, господин барон. Но стражники, которые здесь дежурят, слышали его бред. Он часто упоминал о какой-то могиле.
— Что?! О могиле! Сюда этих стражников! Быстрее открывай камеру! — заорал я так, что гулкое эхо прокатилось под низкими сводами, сметая все остальные звуки. Наступила напряженная тишина.
Старший стражник с трудом вставил ключ в замочную скважину, так у него дрожали руки. Открыв камеру, он вытянулся в струнку. Его лицо посерело от страха.
— Господин барон, я мигом! Я сейчас! Я приведу стражников! — Сказав это скороговоркой, он опрометью бросился исполнять приказание.
Мы вошли в камеру, наклонились над телом и услышали еле слышное хриплое дыхание.
— Он жив, — сказал я.
— Он еще жив, — поправил меня Шах и закричал: — Воды сюда! Живее воды!
Тюрьма настороженно молчала. В наступившей тишине послышался топот сапог подбегавших стражников. В следующую секунду камера наполнилась солдатами.
— Вот вода, господин барон. — И один из стражников протянул кувшин.
Чтобы его усердие не осталось незамеченным, он вытянулся при этом по стойке “смирно”.
— Лей ему на голову и грудь. Когда придет в себя, дай ему попить. Да быстрее! — От нетерпения я подтолкнул стражника.
Струя воды полилась на голову узника. Тот очнулся и открыл глаза. Его лицо исказилось гримасой боли, изуродованные пальцы судорожно сжали лохмотья одежды.
Запекшиеся губы прошептали:
— Не мучайте меня. Я ничего не знаю. Граф отомстит…
Судорога пробежала по его лицу, и в следующее мгновение он умер. Это последнее усилие убило его.
Я стоял, в бессильной злобе сжимая и разжимая кулаки.
“Тайна была бы раскрыта, приди я сюда на сутки раньше! Но почему я такой невезучий? Эх, да что тут говорить!”
Шах тем временем повернулся к стражникам. Все пятеро, вытянувшись в струнку, ели нас глазами.
— Достойно похоронить его. Кто знает, как его зовут? Откуда его привезли?
Повисло глубокое молчание. Стражники стояли не шелохнувшись, преданно глядя на нас.
— Что он говорил в бреду? За хорошую память заплачу каждому, кто хоть что-то знает, по золотой монете. За вранье вырву язык, — резко сказал Шах.
Колебание было недолгим. Золото перевесило. Один из стражников, долговязый и худой, переступив с ноги на ногу, робко начал:
— В бреду, значит, он часто говорил о могиле, господин рыцарь. Я так понимаю, он просто умом повредился. Во время пыток ему задавали один и тот же вопрос: “Где находится могила?” Вот он и… — Тут стражник резко замолчал, поняв, что проговорился.
— Давай договаривай, раз начал, — усмехнулся Шах.
Его усмешка чем-то напомнила оскал хищного зверя. При виде этой усмешки стражник затрясся, в его глазах заметался страх. Сделав шаг назад, он уперся спиной в стену.
Еле шевеля губами, он сделал попытку оправдаться:
— Я ничего, господин барон… Делал обход. Услышал…
Тут я понял, что еще не все потеряно, и быстро вклинился в разговор.
— Перестань трястись. Ничего тебе не будет. Просто расскажи, что слышал, — сказал я спокойным голосом.
Бедняга понял, что ему ничего не грозит, начал быстро говорить, захлебываясь словами:
— Когда его пытали, я относил в соседнюю камеру кувшин с водой. Остановился. И услышал, как они его спрашивали: “Где находится могила?” И еще, господин барон. Этот как-то упомянул о дочке графа. Что, дескать, бедная она, бедная. А потом еще сказал: “За что такие страшные напасти свалились на них?” Это все, господин барон.
Теперь он смотрел на меня по-собачьи преданным взглядом. Шах молча вручил ему монету. Стражник робко принял монету, не веря своим глазам. Но нам было не до него, мы, молча развернувшись, быстро пошли к выходу из подвала.
Вскоре мы сидели у меня в покоях и обдумывали случившееся. Мысли метались у меня в голове, но
