который привык всех бояться, а в первую очередь - человека с оружием. Правда, этот человек тоже боялся, но по-своему. Подойдя к нему, чуть наклонился, втянул носом запахи. От него несло потом, кожей и металлом. Сделал шаг назад и посмотрел ему в лицо. Смуглая кожа, бегающие глаза, большая неопрятная борода. На вид лет двадцать пять.
'Одет как крестьянин, но не он. Гм. Посмотрим, что сам скажет'.
- Кто такой?
- Паоло... Тервелли. Крестьянин, ваша милость. Решил податься на заработки в город.
- А где твоя котомка?
- Так это... по дороге разбойники напали. Убегая от них - все бросил.
- Крестьянин, это хорошо. Мы трудовых людей не обижаем. Ответишь на пару вопросов - и иди своей дорогой!
- Спасибо, добрый господин! Что знаю, все расскажу!
- Значит, пытать тебя не придется?!
- Зачем пытать? Я бедный крестьянин....
- Не хочешь - как хочешь! Взять его! - скомандовал я лучникам, стоявшим за спиной пленника, потом посмотрел на Джеффри. - Посмотри на его ладони!
Тот подошел к 'крестьянину', внимательно осмотрел его ладони, одну за другой, затем повернулся ко мне и сказал:
- Господин, он солдат. У него руки чистые, а мозоли на руках только те, которые натирает рукоять меча, но не ручки плуга. Что с ним делать?
- Сколько тебе нужно времени, чтобы развязать ему язык?
Тот бросил оценивающий взгляд на начавшее бледнеть лицо лазутчика, потом сказал:
- Немного, господин.
- Забирай. Только не переусердствуй.
Пленник несколько мгновений переводил взгляд с меня на телохранителя и обратно, но только лучники по знаку Джеффри заломили ему руки, как он испуганно закричал:
- Будьте вы все прокляты! Все скажу! Двадцать пять золотых не те деньги, чтобы умирать за них в мучениях! Да перестаньте меня тащить!
- Подождите! - сказал я лучникам, которые, не понимая итальянского языка, уже вытаскивали упирающегося наемника из палатки. - Ведите его обратно! Ставьте на колени! А теперь давай рассказывай!
- Господин, скажу вам чистую правду, как на исповеди. Только обещайте мне....
- Еще одно слово, гнусная крыса, и тебя прибьют гвоздями к деревянной доске, а затем на твое брюхо поставят сковороду, на которой разведут костер. Когда твои кишки достаточно прожарятся, и ты уже сорвешь голос, крича и умоляя о милосердии, только тогда я начну тебя спрашивать. Только тогда. И ты, захлебываясь кровью и словами, мне все быстро расскажешь. Знаешь почему? Да потому, что к тому моменту ты будешь мечтать только об одном - о быстрой смерти.
Даже при неровном свете свечей можно было видеть, как помертвело от страха лицо лазутчика после моих слов. С минуту он собирался с духом, а потом заговорил:
- Достойный господин, я расскажу тебе все, как священнику на исповеди. Я послан сообщить мессиру Джелико, что отряд Граво стоит в долине Нуре за деревней Агаццо и ждет его приказаний. Наш лагерь в тридцати милях отсюда.
- Сколько людей у Граво?
- Я не умею считать, господин, но скажу дословно, как сказал мне сам мессир Граво: нас столько, сколько ты просил.
- Что еще ты должен передать?
- Больше ничего, господин. Это сеньор Джерико должен был мне сказать, где и как наши отряды должны будут соединиться.
- Что ты должен был передать Джерико? Предмет или слова?
- Слова: 'Помнишь о черном коне?'.
- Что это означает?
- Не знаю, господин.
- Уведите его. Мне надо подумать.
Лучники увели пленного, и мы с Джеффри остались одни.
- Что скажешь?
- Это ты мне лучше, Том, скажи, что ты задумал?
- Я вот думаю..., - но только я успел это сказать, как у входа в палатку раздались громкие голоса.
- Джеффри, посмотри, кому там еще не спиться?
Но не успел телохранитель сделать шаг к выходу, как в палатку вошел Игнацио, который время от времени ходил в дозоры, как знаток итальянского языка.
- Господин, извините меня, но дело неотложное. Лазутчика поймали. Будете с ним говорить?
- Ха! Урожайная нынче ночь на шпионов выдалась! Тащи его сюда!
Второй шпион так же оказался одет в костюм крестьянина. Я скептически осмотрел его, затем хмыкнул пару раз и спросил: - Куда и откуда идешь?
- Милостивый господин, пошли вам Господь здоровья и счастья! Не судите меня строго! Все бедность проклятая! Семья у меня большая. Мой кусочек земли всех не прокормит, вот я и поддался на уговоры мессира Граво. Он пообещал целых два золотых монет за то, что я проведу одного человека до города. Я в этих краях все тропинки и дороги знаю, а когда мы на подходе к городу наткнулись на засаду - голову от страха потерял. Бросился как заяц в кусты и бежал сломя голову..., пока ... меня не схватили ваши солдаты. Я ничего плохого не хотел, добрый господин! У меня шесть детей! Помилосердствуйте, господин, не убивайте меня! Богом заклинаю! Дева Мария, заступница, спаси и помилуй....!
- Слушай, не голоси! Ты не в церкви, а я не священник! Ответишь на мои вопросы правильно, возможно и увидишь своих детей. А теперь....
- Господин, ноги целовать буду! Я...!
- Хватит! Надоел! Куда ты был должен отвести лазутчика? В какое место?
- К Горелому месту, добрый господин. Да вы не знаете, наверно, где это? Это в тот год произошло, когда мой отец помер, на праздник святой Магдалены! В том месте стояли сараи приезжих купцов, а в ночь они загорелись. Так вот, говорят....
- Грязный червь, или ты расскажешь моему господину, где это место, или я тебе кишки наружу выпущу!
- Добрый господин, сжальтесь надо мною! Это все от испуга! А это место недалеко от Северных ворот. Я покажу! Во время больших ярмарок там продавались товары прямо с возов, а.... Молчу!
- В какое время вы должны были встретиться с горожанами или людьми Джерико? Какой сигнал должны подать, чтобы вас заметили?
- Ночью, а когда именно, не знаю. На счет сигнала тоже не знаю. Мне нужно было только довести солдата до места.
- Уведите его! И приведите другого лазутчика!
Не успел тот переступить порог, как я озадачил того вопросом:
- Кто тебя должен был встретить?
Тот на какой-то миг растерялся, отвел глаза, но потом собрался с духом и сказал:
- На стене меня должен был ждать человек. После того как он убедится, что я тот за кого выдаю, горожане скинут веревочную петлю, а затем втянут на стену.
- Тебя кто-то знает в городе?!
- В городе - вряд ли, а из отряда Джерико знают многие.
- Они знают, что именно ты придешь?!
- Да, господин.
- Когда тебя ждут?
