Да, мы верим, что автору этого стихотворения понятен и смысл, и язык природы…» (Некрасов. С. 213). В Отеч. зап. С.С. Дудышкин дал эстетико-психологический комментарий: «Поэт ищет жизни в природе, и на его призывный голос она отзывается как истинно живой организм, полный смысла и чувства. Этому представлению природы поэт посвятил целое стихотворение, замечательное особенно по своей оригинальной форме. С первого взгляда подумаешь, что он говорит не о том, что так сильно занимает его самого, а о том, что вовсе не занимает других… (здесь полное цитирование. — В.К.) <…> Кроме второго куплета, не совсем поэтического, который мы отсылаем назад к автору для необходимого пересмотра, остальные стихи, все до единого, навсегда удержатся в литературе наравне со многими другими выражениями оригинального поэтического чувства. Этот немного жесткий, по-видимому, упрек поэта непоэтическим душам, в сущности, исполнен такой любви к природе и к людям! Как хотелось бы автору разделить наполняющее его чувство с другими, которые своею невнимательностью лишают себя одного из самых чистых наслаждений!..» (Отеч. зап. С. 66–67). Рецензент из Пантеона (с. 6) не принимает выражения «для них и солнцы, знать, не дышат».
Рецензент из ж. «Всемирная иллюстрация» (1869. Т. I. № 5. С. 75) сделал заключение о том, что «Тютчев, по преимуществу, поэт природы, пантеистический (не в смысле философском, но в смысле поэтического воззрения) взгляд на природу обнаружился в нем с самого вступления его на поэтическое поприще:
Не то, что мните вы, природа — Не слепок, не бездушный лик: В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык. Эти четыре стиха лучше всяких толкований объясняют суть поэтического склада Тютчева». Впервые в этой короткой заметке употреблено понятие «пантеизм» применительно к мировоззренческой позиции поэта.
Н. Овсянников (Московские ведомости. 1899. № 212, 4 авг. С. 4) отозвался в целом о лирике природы Тютчева: «На природу Тютчев смотрит также своеобразно. Что сказал Баратынский о Гёте, то самое может сказать о Тютчеве по отношению его к природе: оба поэта разумели ручья лепетанье и говор древесных листьев, для них обоих открыта была звездная книга, с ними говорила морская волна. Природа для Тютчева была не слепок, не бездушный лик, в ней, — говорил он, — есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык». В.С. Соловьев отметил особое отношение поэта к природе: «Но у Тютчева, как я уже заметил, важно и дорого то, что он не только чувствовал, а и мыслил как поэт — что он был убежден в объективной истине поэтического воззрения на природу. Как бы прямым ответом на шиллеровский похоронный гимн мнимо-умершей природе служит стихотворение Тютчева «Не то, что мните вы, природа» (философ процитировал первую строфу. — В.К.) (Соловьев. Поэзия. С. 468). Вовсе не высшее знание, а только собственная слепота и глухота заставляют людей отрицать внутреннюю жизнь природы: «Они не видят и не слышат…» (процитированы еще три строфы. — В.К.) (там же).
К.Д. Бальмонт подтвердил мысль Соловьева о том, что Тютчев верит в одухотворение природы, а не механически использует традиционный поэтический прием. «Никогда этого не может случиться с истинным поэтом-пантеистом. У Гёте, у Шелли, у Тютчева убеждение в том, что Природа есть сущность одухотворенная, гармонически сливается с поэтическим их творчеством, рисующим Природу живой. Тютчев искренно верит, более того он знает, что Природа не бездушный слепок, а великая живая цельность. С ним явственно говорят звезды, он чувствует жизнь морских волн, и буря, волнуя реки и леса, ведет с ним тайный разговор. Тех, кто не понимает голосов Природы, он справедливо называет глухонемыми, которых не тронет голос родной матери. К сожалению, число этих глухонемых чрезмерно велико. Лишь немногим эпохам и немногим личностям свойственно это тонкое проникновение в жизнь Природы и религиозное слияние с ней. То, что является совершенно простым, легко достижимым, даже неизбежным, в эпохи создания космогоний и легенд, становится почти невозможным для современного ума, полного религиозных предрассудков или заблуждений позитивной философии. Природа превратилась для людей в бездушную машину, служащую для утилитарных целей, в нечто второстепенное, подчиненное, придаточное» (Бальмонт. С. 84–85). Характерным выражением этого отношения к природе Бальмонт считает тургеневского Базарова. В дальнейшем изложении своих идей автор ведет к мыслям Тютчева о природе как «самодовлеющем царстве» («Природа знать не знает о былом, / Ей чужды наши призрачные годы…»).
В.Я. Брюсов (см. Изд. Маркса. С. XXXIII) видит в стихотворении выражение тютчевского пантеизма и связывает его таким образом с программным, по мнению исследователя, «По дороге во Вщиж» («От жизни той, что бушевала здесь…»): «Вполне понятно, что такое миросозерцание прежде всего приводит к благоговейному преклонению перед жизнью природы: «В ней есть душа, в ней есть свобода, / В ней есть любовь, в ней есть язык! — говорит Тютчев о природе. Эту душу природы, этот язык и эту ее свободу Тютчев стремится уловить, понять и объяснить во всех ее проявлениях» (с. 26). С.Л. Франк: «Его (Тютчева. — В.К.) интересует только объект, природа, мир; вся жизнь воспринимается им в категориях объективного, космического порядка. Природа есть для него сама по себе комплекс живых сил, страстей и чувств («не то, что мните вы, природа, не слепок, не бездушный лик — в ней есть любовь, в ней есть свобода, в ней есть душа, в ней есть язык»), а отнюдь не мертвый материал, который повинуется воле художника и в его руках служит послушным средством выражения его собственных чувств. И, с другой стороны, сама душевная жизнь человека ощущается им как область, входящая в порядок объективного бытия и подчинения космическим силам <…> Про душевно-мертвых людей говорится: «лучи к ним в душу не сходили, весна в груди их не цвела» <…> Все это у Тютчева не «образы», не символические приемы выражения душевных настроений, а восприятие их подлинной космической природы». Франк полагает, «что Тютчев-поэт с самого начала, искони живет в душе мира и себя самого сознает лишь звеном и проявлением этой объективной духовной жизни…», ученый обнаруживает в стихах поэта «космизацию души» (Франк. С. 10).
«ЕЩЕ ЗЕМЛИ ПЕЧАЛЕН ВИД…» Автограф неизвестен.
Список И.С. Гагарина — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 1.
Первая публикация — РА. 1879. Вып. 5. С. 126; тогда же — ННС. С. 19. Затем — Изд. СПб., 1886. С. 59; Изд. 1900. С. 24.
Печатается по списку И.С. Гагарина.
Во всех указанных изданиях выделены четырехстишия, и получилось четырехстрофное стихотворение. Однако в списке Гагарина стихотворение имеет две строфы, что соответствует внутренней, лирической композиции стихотворения, излюбленному приему поэта— психологическому параллелизму. Изд. СПб., 1886 и Изд. 1900 повторили аксаковское, однако в 7-й строке Изд. 1900 допущена опечатка: «прослышала» вместо «послышала».
В Альбоме Тютчевой (с. 21), стихотворение разделено на четырехстишия, каждое отчеркнуто, 7-я строка — «Весну прослышала она». Воспроизведены длинные тютчевские многоточия (четыре-пять точек). Список в Тетради (с. 12) тождествен другим спискам.
Датируется 1830-ми гг.; в начале мая 1836 г. было отправлено Тютчевым И.С. Гагарину. В Изд. 1900 оно помещено среди стих. 1820-х гг. Р.Ф. Брандт также относит его к этому периоду — «Слезы» («Люблю, друзья, ласкать очами…») и «В толпе людей, в нескромном шуме дня…»
