Том 2. Стихотворения 1850-1873

        Ты прими его с участьем.

'Впросонках слышу я — и не могу…'

Впросонках слышу я — и не могу^*
Вообразить такое сочетанье,
А слышу свист полозьев на снегу
И ласточки весенней щебетанье.

Черное море*

Пятнадцать лет с тех пор минуло,
Прошел событий целый ряд,
Но вера нас не обманула,
И севастопольского гула
Последний слышим мы раскат.
Удар последний и громовый,
Он грянул вдруг, животворя,
Последнее в борьбе суровой
Теперь лишь высказано слово,
То слово Русского Царя.
И все, что было так недавно
Враждой воздвигнуто слепой,
Так нагло, так самоуправно —
Пред честностью Его державной
Все рушилось само собой.
И вот — «свободная стихия», —
Сказал бы наш поэт родной^*, —
Шумишь ты, как во дни былые,
«И катишь волны голубые,
И блещешь гордою красой!..»
Пятнадцать лет тебя держало
Насилье в западном плену,
Ты не сдавалась и роптала,
Но час пробил — насилье пало:
Оно пошло, как ключ, ко дну.
Опять зовет и к делу нудит
Родную Русь твоя волна,
И к распре той, что Бог рассудит,
Великий Севастополь будит
От заколдованного сна.
И то, что ты во время оно
От бранных скрыла непогод
В свое сочувственное лоно,
Отдашь ты нам, и без урона —
Бессмертный черноморский флот.
Да в сердце русского народа
Святиться будет этот день,
Он — наша внешняя свобода,
Он Петропавловского свода^*
Осветит гробовую сень…

Ватиканская годовщина*

   Был день суда и осужденья —
Тот роковой, бесповоротный день,
   Когда — для вящего паденья —
На высшую вознесся он ступень —

   И Божьим промыслом теснимый,
И загнанный на эту высоту,
   Своей ногой непогрешимой
В бездонную шагнул он пустоту —

   Когда, чужим страстям послушный,
Игралище и жертва темных сил,
   Так богохульно-добродушно
Он божеством себя провозгласил…

   О новом бого-человеке
Вдруг притча создалась — и в мир вошла,
   И святотатственной опеке
Христова Церковь предана была.

   О, сколько смуты и волнений
С тех пор воздвиг непогрешимый тот,
   И как под бурей этих прений