Том 2. Стихотворения 1850-1873

Тут первая меня достигла весть,
Что в мире новый житель есть
И новый царский гость в Кремле
Ты в этот час дарован был земле.
С тех пор воспоминанье это
В душе моей согрето
Так благодатно и так мило —
В теченье стольких лет не изменив жило,
Меня всю жизнь так верно провожало.
И ныне, в ранний утра час,
Оно все так же дорого и мило,
Мой одр печальный посетило,
И благодатный праздник возвестило.
И мнилось мне всегда,
Что этот раннего событья самый час
Мне будет на всю жизнь благим предзнаменованьем.
И не ошибся я: вся жизнь моя прошла
Под этим кротким благостным влияньем.
И милосердою судьбою
Мне было счастье суждено,
Что весь мой век я над собою
Созвездье видел все одно —
Его созвездье — и будь же до конца оно
Моей единственной звездою.
И много, много раз
Порадуй этот день и этот мир, и нас…

Императору Александру II*

Царь благодушный, царь с евангельской душою,
   С любовью к ближнему святою,
   Принять, державный, удостой
   Гимн благодарности простой!
Ты, обнимающий любовию своей
   Не сотни, тысячи людей,
   Ты днесь воскрыльями ея
Благоволил покрыть и бедного меня,
   Не заявившего ничем себя
И не имевшего на царское вниманье
Другого права, как свое страданье!..
   Вниманьем благостным своим
   Меня призреть ты удостоил
   И дух мой ободрил и успокоил…
О, будь же, царь, прославлен и хвалим,
Но не как царь, а как наместник Бога,
   Склоняющего слух
     Не только к светлым легионам
Избранников своих, небесных слуг,
   Но и к отдельным, одиноким стонам
        Существ, затерянных на сей земле,
И внемлющего их молитвенной хвале.
     Чего же, царь, тебе мы пожелаем?
   Торжеств ли громких и побед?
   От них тебе большой отрады нет!
   Мы лучшего тебе желаем,
       А именно: чтобы по мере той,
       Как призван волей ты святой
Здесь действовать, в печальной сей юдоли,
Ты сознаваем был все более и боле
   Таким, каков ты есть,
       Как друг добра нелицемерный…
Вот образ твой и правильный и верный,
Вот слава лучшая для нас и честь!

Бессонница (Ночной момент)*

Ночной порой в пустыне городской
Есть час один, проникнутый тоской,
Когда на целый город ночь сошла,
И всюду водворилась мгла,
Все тихо и молчит; и вот луна взошла,
И вот при блеске лунной сизой ночи
Лишь нескольких церквей, потерянных вдали,
Блеск золоченых глав, унылый, тусклый зев
Пустынно бьет в недремлющие очи,
И сердце в нас подкидышем бывает,
И так же плачется и также изнывает,
О жизни и любви отчаянно взывает.
Но тщетно плачется и молится оно:
Все вкруг него и пусто и темно!
Час и другой все длится жалкий стон,
Но наконец, слабея, утихает он.