полагаю, погибли бы. Но их два: Красный и тот, которого он должен поглотить. В течение 40 лет мы оспаривали его у Красного — и вот мы на краю пропасти. И теперь-то именно Красный и спасет нас в свою очередь”» (там же. С. 208). Еще позже, в письме И. С. Аксакову от 2 октября 1867 г. поэт повторял: «Усобица на Западе — вот наш лучший политический союз…» (там же. С. 311).
…победа России в Венгрии… — Имеется в виду подавление революционного движения русскими войсками, после того как венгерский сейм 14 апреля 1849 г. принял Декларацию независимости Венгрии и провозгласил династию Габсбургов низложенной. Уже тогда племянник австрийского императора Фердинанда I Франц Иосиф, в пользу которого тот отказался от престола, обратился к Николаю I с просьбой о вооруженной помощи. 21 мая в Варшаве состоялась их встреча. В июне русская армия под командованием И. Ф. Паскевича вошла в Венгрию, и уже 31 августа повстанцы окончательно сдались ей и сложили оружие.
Это вся современная мысль после ее разрыва с Церковью. — Тютчев рассматривал западную цивилизацию с ее «антихристианским рационализмом», невнятным гуманизмом и гипертрофированным индивидуализмом как следствие «революционного» отпадения человека от Бога (см. коммент. «Россия и Революция». С. 319–320) и Вселенского Православия, знаменательным этапом на длительном пути которого становится для него трехвековое развитие секуляризирующейся культуры после Реформации (см. коммент. к ст. «Римский вопрос». С. 375–377). П. Я. Чаадаев в отклике о «России и Революции» солидарно размышлял: «Нельзя достаточно настаивать на том, что социальная драма, при которой мы в настоящее время присутствуем, есть прямое продолжение религиозной драмы XVI века, этого гордого протеста человеческого разума против авторитета предания и против духовного принципа, — разума, стремящегося владычествовать над обществом. И вот вскоре обнаружилось, что этот протест, казавшийся самым зрелым умам эпохи столь законным и который действительно был таковым, но от которого тем не менее зависело все будущее народов Европы, сперва внес анархию в религиозные идеи, а затем обрушился на самые основы общества, отвергнув божественный источник верховной власти» (Чаадаев. С. 339–340). В оценке Реформации и Тютчев и П. Я. Чаадаев сближаются с Ж. де Местром, видевшим в ней нигилистический бунт индивидуального разума против всеобщего католического принципа богоустановленной власти и определявшим ее как религиозную и социальную ересь. «Протестантизм — великий враг Европы, которого надлежит задушить всеми возможными, кроме преступных, средствами. Это — гибельная язва, беспрерывно разъедающая все верховные власти, дитя гордыни, отец анархии, универсальный растлитель» (Maistre J. de. Ecrits sur la Révolution. P., 1989. P. 219). В отличие от Ж. де Местра и П. Я. Чаадаева Тютчев не только не проводил противопоставления между католицизмом и протестантизмом, но в первом находил источник второго, необходимую среду и почву для «всей современной мысли после ее разрыва с Церковью».
…это апофеоз человеческого я в самом буквальном смысле слова. — См. коммент. к ст. «Россия и Революция». С. 324.
Напрасно сам г-н Гизо теперь громко выступает против европейской демократии… — Известный историк Ф. Г. Гизо в конце 1820-х гг. читал в Сорбонне популярный курс истории европейской цивилизации и был одним из вдохновителей умеренной либеральной оппозиции режиму Реставрации, так называемых доктринеров, монархистов-конституционалистов, стремившихся примирить «старую» и «новую» Францию, соблюсти равновесие между династией Бурбонов (отделив от нее ультрароялистов) и идеальными принципами революции 1789 г. (без их воплощенных крайностей). В годы Июльской монархии Ф. Г. Гизо занимал важные государственные должности (министр внутренних дел, министр образования, посол в Англии), а с 1847 г. до революции 1848 г. он возглавлял правительство Франции, отставки которого требовали последовательные республиканцы. В своей политике ему не удалось укротить «демона революции», сочетать «свободу и порядок» во имя «общих интересов». Более того, будучи сторонником высокого имущественного ценза, он произнес слова, подлившие масла в огонь бунтарских настроений: «Обогащайтесь, господа, и вы будете избирателями!» В начале 1849 г. в Париже, Брюсселе и Лейпциге вышла брошюра Ф. Г. Гизо «De la démocratie en France» («О демократии во Франции»), в которой социальный демократический радикализм подвергался резкой критике.
…вашей школы… — Имеется в виду школа «доктринеров», к которой, наряду с другими, принадлежали профессор философии П. П. Ройе-Коллар, историки А. Г. Барант, О. Тьерри, А. Тьер, Ф. О. Минье (об их деятельности см. в кн.: Реизов Б. Г. Французская романтическая историография. Л., 1956), политики В. де Брольи, П. Ф. де Серра, Ш. Ремюза. В 1824 г. они основали газету «Globe», привлекавшую злободневными материалами публику, активным читателем которой стал Тютчев. По словам И. С. Гагарина в письме к А. Н. Бахметевой от 23 октября / 4 ноября 1874 г., поэт особенно «увлекался чтением “Globe” последних лет Реставрации ‹…› В этой газете участвовали весьма талантливые люди, которые в эпоху Реставрации возглавляли оппозицию в области философии и литературы, а после Июльской революции почти все они заняли важные места и стали направлять общественное мнение. Именно в “Globe” появилась знаменитая статья под заглавием “Как кончаются догматы”. Здесь возвещалось, что смерть христианства последует в ближайшее время, и вообще дух газеты был отнюдь не христианский. Не скажу, что “Globe” была для Тютчева Евангелием или требником, но, когда я его знавал, он всецело примыкал к ее направлению» (ЛН-2. С. 45–46). Примечательно, что позднее Тютчев займет отличную от доктринеров позицию и, как бы отталкиваясь от их отношения к христианству, положит его в основу своей историософии. Унаследовав просветительский пафос, доктринеры рассматривали историю как столкновение социальных интересов и потребностей, которое находит выражение в борьбе идей и убеждений, мнений и страстей и, несмотря на войны и революции, ведет к совершенствованию человечества, демократизации общества, обретению личностью все больших индивидуальных прав в развивающейся цивилизации. Понятие «цивилизация», становившееся своеобразным заменяющим эквивалентом для идеи единства в понятии «империя», занимает ведущее место и в знаменитых лекциях главы школы «доктринеров» Ф. Г. Гизо по «Истории цивилизации в Европе». К. Пфеффель утверждает, что в молодости Тютчев испытывал влияние этой школы, посещая в 1828 г. в Париже лекции Ф. Г. Гизо и встречаясь с последователями П. П. Ройе-Коллара: «Пребывание в Париже было для Тютчева решающим в том смысле, что отметило его последнюю, западническую, если так можно выразиться, трансформацию» (ЛН-2. С. 33). В последующем Тютчев занял иную позицию, что проявилось в его критике протестантизма, цивилизации, демократии, индивидуализма, революции как, так сказать, повивальной бабки прогресса и совершенствования человеческого рода и всей «современной мысли» в целом (см. коммент. С. 429–431, 437).
…кто учил нас видеть в религиозной реформации 16-го века ‹…› эру окончательного высвобождения человеческого разума… — В понимании значения и самых широких и разнообразных исторических последствий Реформации вплоть до «апофеоза человеческого я» Тютчев занимал противоположную школе Ф. Г. Гизо позицию.
И как хотите вы, чтобы после подобных наставлений человеческое я, эта основная определяющая молекула современной демократии, не стало бы своим собственным идолопоклонником? — Примером такого идолопоклонства, принципиально неприемлемого для Тютчева, может служить заключение Ф. Г. Гизо: «Страсть к личной независимости, несмотря на всю примесь грубости, материализма, безумного эгоизма, есть благородное нравственное чувство, почерпающее свою силу из духовной природы человека: это — удовольствие сознавать себя человеком, это — чувство личности, самостоятельности человеческой в свободном его развитии ‹…› Оно было внесено и положено в колыбель новой цивилизации варварами. Оно играло в ней такую важную роль, принесло такие прекрасные результаты, что нельзя не выставить его на вид, как один из основных элементов в этой цивилизации» (цит. по: ЛН-1. С. 225).
…в феврале 1848 года, некоторых из вас ‹…› посетила внезапная фантазия перевернуть последнюю страницу этой книги и прочесть уже известное вам страшное откровение… — Февральскую революцию 1848 г. и июньское подавление парижского восстания Тютчев рассматривал как «последнюю страницу» и «страшное откровение» в длительной истории развития «современной мысли» и «эмансипированного разума».
…провозглашения европейским обществом всеобщего избирательного
