Божье… Но это испытание не пройдет для меня даром. К 15-му августа русского стиля я наверное вернусь в Петербург. Полагаю, что к этому времени возвратятся туда и твои братья… Измарал много бумаги, а что я тебе написал? — Мое здоровье прекрасно, но могу сказать, что в настоящую минуту оно менее всего меня занимает… Известий от вас — вот чего мне нужно…
Погодину М. П., 9 декабря 1862*
Воскресенье. 9 декабря
Говорят, почтеннейший Михайло Петрович, что мы, как Гомеровы витязи, обменялись шубами*. — Убеждениями мы уже давно друг с другом обменялись…
В самую ту минуту, что я хотел послать вам моего человека, приехал ко мне посланный из дворца, который и берется доставить вам ваше. — Но я все-таки завидую моей шубе, что ей удалось побывать у вас, жалею очень, что не мне. — Господь с вами. В<ам> усердно пред<анный> Ф. Тютчев
Тютчевой Эрн. Ф., 27 июня 1863*
Moscou. Jeudi. 27 juin
(C’est aujourd’hui l’anniversaire de la bataille de Poltava, mais p<our> le moment il ne s’agit pas de cela.)
Je ne t’écris que p<our> empêcher la prescription du silence. Voilà plusieurs jours que j’attends une réponse à ma dernière lettre écrite de Tsarskoïé. Et parce que j’ai la bonhomie de l’attendre avec une certaine impatience, il est tout simple qu’elle n’arrive pas.
Ma santé va mieux. Mes pieds recommencent à marcher. Je crois vraiment que le nouveau traitement me fait du bien. — Mais parlons de choses plus importantes.
La crise approche — et mes tristes prévisions vont s’accomplir. — On vient d’apprendre que le voyage de l’Imp<ératrice> est remis. — Hier, 26, après une messe de mort, dite p<our> l’Emp<ereur> défunt, le Conseil des Ministres a dû se réunir p<our> prendre connaissance des réponses aux notes des puissances. C’est samedi prochain, 29, qu’elles partiront. Avant quatre semaines nous pourrions avoir les escadres ennemies devant Kronstadt. Tout cela est horriblement angoissant. — Ici, comme dans toute la Russie, l’esprit est bon, mais on se défie de la faiblesse et de l’incohérence du gouv<ernemen>t. Il n’y a pas à se le dissimuler. C’est l’existence même de la Russie qui est en question. Je m’attends à tout — à ce qu’il y a de pire — et je ne me sens plus assez de vie, assez d’avenir pour espérer de voir luire le lendemain de la catastrophe qui nous menace*.
Ne trouves-tu <pas> qu’il est particulièrement <absurde> [3] d’être séparés dans de pareils moments?..* Mais il faut s’habituer à tout. Comment va Marie? Embrasse-la de ma part. Elle aussi me manque beaucoup dans les circonst<ances> prés<entes>. Embrasse aussi les garçons. Que Dieu vous garde.
A toi p<our> ce qui me reste de vie.
Москва. Четверг. 27 июня
(Сегодня годовщина Полтавской битвы, но в настоящую минуту не в этом дело.)
Пишу тебе лишь затем, чтобы нарушить долгое молчание. Вот уже несколько дней я жду ответа на мое последнее письмо, написанное в Царском. И так как я имею простодушие ожидать его с некоторым нетерпением, естественно, что он не приходит.
Мое здоровье лучше. Ноги начинают опять ходить. Я в самом деле думаю, что новое лечение приносит мне пользу. — Но поговорим о вещах более важных.
Кризис приближается — и грустные мои предвидения могут осуществиться. — Только что стало известно, что путешествие императрицы отложено. — Вчера, 26-го, после заупокойной обедни по покойном государе, Комитет министров должен был собраться, чтобы ознакомиться с ответами на ноты держав. В будущую субботу, 29-го, они будут отправлены. Не более чем через четыре недели неприятельские эскадры могут появиться перед Кронштадтом. Все это ужасно тревожно. — Здесь, как и по всей России, настроение хорошее, но опасаются слабости и непоследовательности правительства. Нечего обманывать себя. Дело идет о самом существовании России. Я ожидаю всего — всего наихудшего — и, чувствуя, что мои жизненные силы и отпущенное мне время на исходе, уж и не надеюсь увидеть тот день, который воссияет после угрожающей нам катастрофы*.
Не находишь ли ты, что вопиющая нелепость — переживать подобные минуты порознь?..* Но надо привыкать ко всему. Как там Мари? Сейчас мне ее тоже очень недостает. Поцелуй также мальчиков. Да хранит вас Бог.
Твой на всю оставшуюся мне жизнь.
Горчакову А. М., 11 июля 1863*
Moscou. Jeudi. 11 juillet
Mon Prince,
C’est d’un cœur léger et tout joyeux que je vous adresse ces quelques lignes, à la hâte, pour vous offrir mes plus vives félicitations… C’est hier que vos dépêches* sont parvenues ici. Eh bien, je m’estime heureux de m’être trouvé à Moscou dans ce moment-là… Cela a été, phrase à part, un moment historique…
Après toutes ces insultes, toutes ces insolences officielles de l’étranger, après toutes ces incertitudes et ces angoisses en vue de l’intérieur, on a éprouvé, tout à coup, comme un sentiment de délivrance. On a respiré à l’aise.
Rien dans ces bienheureuses dépêches n’a été perdu ici. Pas une nuance, pas une intention, pas une inflexion de voix n’a échappé à l’appréciation du public, ou plutôt du pays. Tout a été compris et senti. Chacun se sentait heureux et fier de s’entendre parler de la sorte, car chacun retrouvait son accent le plus intime dans cette voix qui parlait au nom de tous.
Vous savez, mon Prince, que c’est le journal de
Le soir je suis allé au Club, et bien, mon Prince, le Club Anglais lui-même a été unanime dans les hommages qu’il vous rendait. On avait été sur le point de vous envoyer une dépêche télégraphique, pour vous remercier. — Mais on a craint que, dans les circonstances actuelles, une pareille démonstration n’eût pas tout le sérieux du sentiment qu’elle devait exprimer… En un mot, mon Prince, c’est de l’histoire, que l’impression que j’ai vu se produire ici,
